нас есть. Я просто хотел бы, чтобы у нас было больше уединения. — Он подмигнул ей, указывая на комнату, точнее, на плащ у своих ног.

И она, наконец, рассеяла дымку похоти и спохватилась.

— О, мой фиолетовый маффин. Ты говоришь самые горячие вещи. — Она стянула с себя рубашку, оставшись одетой только в тонкую повязку на груди. С кажущейся небрежностью она отбросила вещь; рубашка зацепилась за край камеры и повисла. Теперь наблюдающим за происходящим охранникам пришлось бы полагаться только на звук, что объясняло возмутительную речь Макла. Или, по крайней мере, она надеялась, что он не так разговаривал со своими любовницами. Не то чтобы она собиралась это выяснять. Классно целуется или нет, но он обнял ее только как часть своего плана. И она согласилась с большим актерским мастерством, чем сама предполагала. Мокрые трусики и раскрасневшаяся кожа были приятным дополнением. Может быть, ей стоит подумать о том, чтобы выйти на сцену в качестве актрисы?

Однако шоу не было закончено, по крайней мере, если речь Макла была каким-либо показателем.

— Да, ты порочный сексуальный варвар. Обнажись для меня, чтобы я мог вкусить плод твоего тела.

— Оближи меня, как конфетку, — закричала она. Она все еще не понимала, что он задумал. Роясь в складках своего плаща, он продолжал беглый комментарий.

— Что ты делаешь на коленях, человек? Я слишком большой и толстый для твоего сладкого, драгоценного рта. Ах… Ах… Да, ты злая искусительница. — На последнем слове он поймал ее взгляд.

Она закатила глаза на его широкую ухмылку, но подыграла, когда он вытащил что-то из плаща, в котором, она могла поклясться, не было ни одного кармана.

— Ты. — Поджав губы, она издала чавкающий звук. — Ничего не видел. — Всасывающий звук. — Пока. Мое влагалище еще плотнее, чем мой рот. Влажнее. И жаждет тебя.

Пересеклись ли их взгляды? Она не могла сказать наверняка, поскольку Макл с пробормотанным проклятием уронил какой-то предмет, похожий на небольшую палку.

— О, следи за своими зубками, моя прелесть. Мой большой фиолетовый монстр, возможно, слишком велик для твоего маленького рта.

Это заставило ее задохнуться по-настоящему.

— О, позволь мне продолжать пытаться. Ты такой вкусный, но, боже мой, ты просто оооочень большой. — Оливия засунула палец в рот и притворилась, что давится. Макл схватил жезл с пола и затрясся от беззвучного смеха, в уголках его ледяных глаз появились морщинки.

— Большой и твердый, только для тебя, мой роскошный варвар. Теперь наклонись, чтобы я мог пронзить тебя своим могучим мечом.

Пронзить? Она одними губами произнесла это слово, сморщив нос, и он ухмыльнулся, превращая короткий стержень в дубинку, металлический щелчок, вставший на место, был заглушен ее притворными звуками влажного удовольствия.

— О… О… О… Дааа. Прими это, человек. Прими весь мой могучий член.

Оливия изо всех сил старалась не рассмеяться, отвечая тем же.

— Сильнее. Да, да. Глубже. Мне нравится чувствовать, как ты трахаешь мою матку. Ты такой большой. Да! Да!

Казалось, их представление принесло результаты. Охранники даже не пытались соблюдать тишину, когда они неслись по коридору, стуча обутыми в ботинки ногами. Нетерпеливые ублюдки. Она скривила губы от их предсказуемой потребности увидеть происходящее из первых рук.

Макл набросил серебристый плащ на плечи и поманил ее присоединиться к нему. Она колебалась. И он исчез. Буквально.

Какого хрена? Она, заикаясь, остановилась прямо посреди своего поддельного оргазма. Куда он делся? «Не говорите мне, что этот проклятый плащ был телепортом, а я так и не поняла этого». Но если он ушел, почему она все еще могла слышать, как он притворяется? Она вскрикнула, когда из ниоткуда появилась бестелесная рука и прижала ее к широкой груди.

— Продолжай кричать, — предостерег он между собственными воплями блаженства. Уже не так просто, когда его запах — ощущение его — затопил ее чувства. Ее стоны стали хриплыми, и жар, который был до этого, вернулся в полную силу, сосредоточившись на пучке нервов между ее бедрами. Крепко прижатая к нему, каждое легкое трение их тел, казалось, терлось об него, посылая небольшие ударные волны через нее. Когда у нее перехватило дыхание и она замолчала, он крикнул: — Я кончаю. — Затем еще раз прижался губами к ее рту, впитывая любой звук, который она могла бы издать, когда дверь в их тюрьму скользнула в сторону. Короткое объятие, достаточное, чтобы заставить ее замолчать, в то время как охранники вошли в камеру с озадаченным воплем:

— Где они, черт возьми, прячутся?

Развернув ее подальше от себя, Макл пришел в движение. Он сильно пнул одного из охранников в ногу. Дубинка, которой он замахнулся на другого головореза в форме, выбила пистолет — в противоположную сторону от Оливии, которая наблюдала за происходящим с застывшим восхищением. Несмотря на свое воспитание, она редко сталкивалась с настоящим насилием из первых рук. Это одновременно завораживало и отталкивало. Сила, которую демонстрировал Макл, сила, стоящая за каждым ударом… Когда он развернулся, его кулак с глухим стуком врезался в мясистую челюсть охранника. Инопланетянин упал бесчувственной кучей. Она могла повторить это движение с другим охранником, но именно вывих шеи после этого заставил ее отшатнуться назад.

Он убил его!

Потрясенная насилием, она остановилась. Она вскрикнула, когда чья-то рука обхватила ее сзади. Она вцепилась в грубую ткань, но безрезультатно. Она нуждалась в спасении, но Макл вел свою собственную битву.

Уроки, которые Ифруум заставил ее выучить наизусть — скорее, навязал ей, несмотря на то, что она дулась, — взяли верх. Вниз опустилась ее нога, гибкие туфли против жестких ботинок со стальными носами. Да, парень даже не вздрогнул. Она пискнула еще до того, как откинула голову, ожидая удара, который столкнется с ее головой. Самозащита была великолепна в теории, но по большому счету у людей с хрупкой кожей не было ни единого шанса против рас с лучшей броней.

Хотя Макл казался исключением из правила. Его внешность казалась такой же тонкокожей, ее фиолетовый убийца вращался с сумасшедшей грацией. Подпрыгивал, кружился, его тело изгибалось таким образом, что бросало вызов вере и гравитации. Еще один охранник, здоровенный гребаный мужлан, упал.

Ничто из этого не помогло Оливии. Зияла открытая дверь камеры, перед ней стоял запыхавшийся Макл. Оливия, однако, повисла над землей в руках единственного охранника, все еще стоявшего на ногах. Она знала, что на месте Макла выбрала бы сама.

Однако он удивил ее. Макл обернулся. Губы раздвинулись в дикой ухмылке, глаза сияли блеском, он обнажил острые зубы — острые, как у акулы, зубы.

— Отпусти девушку, и я дам тебе фору.