И тут за моей спиной послышались тяжелые шаги и хруст веток. Я поспешно задула свечи и вскочила.

— Госпожа Грюада! — донесся до меня голос Руари.

Между деревьев замелькали факелы, и я различила фигуры людей. Поспешно вылив воду и завернув все в шелковую тряпицу, я замерла и стала ждать. Через мгновение на прогалине появился Руари, а за ним Фионн и Дростан с факелом в руке.

— Грюада, — сурово произнес Руари. — Ты должна пойти с нами.

— Я просто вышла подышать ночным воздухом, — вздернув подбородок, ответила я. — Ступайте. Я скоро вернусь.

— Нет, сейчас, — делая знак рукой, заявил Руари. — Пока твой отец не обнаружил твоего отсутствия.

Фионн, предпочитавший не тратить время даром, подхватил меня под локоть:

— Пошли.

— Не надо меня тащить, — вырвала я у него свою руку. — Ты что, думаешь, что я сбегу?

— Очень может быть, — ответил Фионн. — Учитывая, что утром у тебя помолвка, а все, кто знает тебя, догадываются о том, что этот брак тебе не по нраву.

— По мне уж лучше бы она дралась, чем насылала заклятия, — заметил Дростан, оглядываясь по сторонам.

В лощине все еще сохранялся слабый запах свечной гари.

Я наградила его пронзительным взглядом.

— Если бы ты умел этим заниматься, ты и сам бы не преминул, — прошипела я.

— Ты тоже не умеешь, именно это меня и тревожит, — ответил он.

Я вырвала свою руку у Фионна.

— Отстаньте от меня, — раздраженно выпалила я и, подобрав подол, двинулась к крепости.

Мы поднялись по склону, когда небо уже приобрело серебристо-блеклый оттенок. «А рассвет принесет мне помолвку», — подумала я и, минуя стражников, вошла в темный двор, по которому уже сновали люди, приступая к своим ежедневным обязанностям. Где-то вдали мычала корова, из внутреннего двора доносились надоедливые крики петуха. Туман рассеялся, и, когда я вошла во двор следом за Руари, Дростаном и Фионном, солнце уже окрасило в розовый цвет восточные холмы.

Одним из первых я увидела Макбета Мак Финлеха, который шел мне навстречу в лучах рассветного солнца, создававших вокруг его головы подобие нимба. Наши взгляды встретились, и он прошел мимо. Торфин и Китил, шедшие за ним, остановились. Замерли и мои друзья, и все словно застыло. Я затаила дыхание, и в мгновение ока мир изменился и стал призрачным, как во сне.

Я оказалась в центре круга, образованного моими друзьями и врагами. Впереди, на тренировочном дворе, на земле лежали два скрещенных меча, и я видела, как поблескивают их клинки в свете восходящего солнца. Рядом стояли величественные лоснящиеся лошади, готовые унести седоков, в небе парили два орла, направляясь к горам, на стойку ворот опустился ворон. На небе все еще были видны луна и звезды, но рассвет уже окрасил холмы кровью, и над горизонтом, как золотая облатка, появилось солнце.

Это странное ощущение рассеялось так же быстро, как и возникло, и окружающий мир снова приобрел свои привычные формы. Люди задвигались, заговорили. Залаяли собаки. И я перевела дух.

Макбет надел на голову шлем, скрыв золотое сияние своих волос, и повернулся к Торфину и Китилу, после чего все трое двинулись к лошадям. Руари направился к стражникам, а Фионн поспешил к кузне, откуда уже доносился аромат тлеющих углей. Дростан заявил, что хочет успеть к завтраку, и попросил, чтобы я пошла вместе с ним. Макбет и норвеги выехали через открытые ворота, мимо, насвистывая, пробежал конюший — он поднял скрещенные мечи и бросил их двум воинам, уже спустившимся на тренировочный двор.

Я окаменела.

Я просила послать мне знамение, предвещающее будущее, и теперь понимала, что оно явилось мне в виде блистательного полотна, сплетенного из обычных ниток. Значение некоторых символов мне было известно: ворон олицетворял смерть и предостережение, орлы — славу и брак, лошади — свободу, мечи говорили о раздоре или войне, а круг воинов вокруг меня мог означать защиту или мужчин, ожидающих меня в будущем.

Мы, кельты, обучены во всем видеть предзнаменования — в явлениях природы, числах, окружающих предметах. Считается, что небеса посылают нам знаки в виде птиц, облаков, листьев и камней той или иной формы, ряби на воде или всполохов пламени и даже рисунков на суповой кости. Моя мать обладала талантом прозрения, который часто встречается среди гэлов и называется Да Шилад, или дар двойного видения. И прабабка Боде тоже была провидицей, к которой многие обращались за советом.

Но до поры я и не подозревала, что мне тоже присущ этот талант.

Потом я услышала, как меня окликают, и, подняв голову, увидела отца и Долину, стоящих на вершине холма в ожидании меня.

После завтрака и утренней молитвы я перешла в распоряжение Эллы и кормилицы, которые занялись моим нарядом. Они в четыре руки мыли меня, причесывали, одевали и украшали, пока не остались полностью удовлетворенными. Я надела платье темно-зеленого цвета, который считался несчастливым для помолвки, но это было лучшее платье моей матери, и оно мне нравилось, поэтому я настояла на своем. Под него я надела легкую рубашку из шерсти сливочного цвета, расшитую золотыми нитями, и закатала рукава платья, чтобы вышивка была видна. Кроме того, Мэв надела на мои бедра длинный полотняный пояс с ярким переплетающимся узором. В мои волосы были вплетены желтые шелковые ленты, а на голову мне Элла надела серебряный обруч, украшенный хрусталем, — еще одним излюбленным предметом Эльсы.

Потом она принялась щипать мне щеки, пока не стало больно, а Мэв взялась намазывать мне лицо миндальным маслом и давить ягоды на моих губах. Затем явилась Долина, которая окинула меня критическим взглядом, и лишь после этого я в сопровождении женщин направилась в зал, при этом Мэв постоянно нашептывала мне, что я похожа на королеву фей.

Но мне было все равно, как я выгляжу. Я бы испытывала то же самое, если бы меня наряжали, украшали и умащивали для того, чтобы возвести на эшафот.

Отец вместе с отцом Ансельмом и Гиллекомганом Мак Малбрайтом ждали меня у раскаленной докрасна жаровни. Мой племянник, юный Малькольм Мак Фаркухар, стоял рядом с Дростаном и Фионном, которые, будучи приемными сыновьями Боде, тоже участвовали в этом семейном мероприятии. Кроме того, здесь же были мои горничные и несколько слуг. Долина, похожая на нахохлившуюся курицу в своем красновато-коричневом платье, с гордым видом заняла место рядом с Боде. А я, превосходя ростом своего жениха, ощущала себя хрупким деревцем рядом с его огромной тушей.

Мы учтиво поприветствовали друг друга. Отец Ансельм пропел о том, что на дверях церкви Абернета уже вывешены наши имена, а потом скрепил наши узы, и мы произнесли клятвы. Руки у моего жениха были грубыми, но влажными, словно он нервничал. Моя рука была спокойна и холодна. Священник, похоже, был доволен, что вскоре ему удастся избавиться от дочери Боде — самой непослушной овцы в его стаде. Я почувствовала, как слезы щиплют мне глаза, но я не позволила им скатиться.