— Какого пьяного тролля! — тут он все-таки соизволил обратиться ко мне. — Вы мне эксперимент срываете! Немедленно убирайтесь отсюда!

— Я бы с радостью! — Я подергала ногой.

Маг закатил глаза.

— Генри! Проводи это… эту… куда-нибудь! Подальше! И имейте в виду, дорогуша, в следующий раз я позволю им вас сожрать — будет вам отличный урок, как вмешиваться в чужие эксперименты!

Говорить о том, что съеденной мне никакие уроки уже не пригодятся, я благоразумно не стала. Потому что некромант щелкнул пальцами — и зомби тут же наконец разжал пальцы. Я попыталась подтянуть к себе сведенную судорогой ногу и зашипела. Ничего, я и ползком поползу!

Ползти мне не позволили. Но и романтично нести на руках, брутально прижимая к мужественной некромантской груди, не стали. Собственно, маг уже равнодушно  отвернулся, продолжая вычерчивать на земле свои знаки.

А на руках меня все-таки поносили, да. На очень костлявых таких руках.

И знаете что? Я вот вообще не возражала! Знакомый, чистенький, не вонючий, вежливый скелет — это вам не посторонний разлагающийся зомби с неустановленными гастрономическими пристрастиями.

Странно, но почему-то зеленоглазого Генри я не воспринимала как живого мертвеца. И совсем уже его не боялась.

Скелет донес меня до самой моей двери, не обращая никакого внимания на бредущих со всех сторон зомби разной степени потрепанности. А потом сгрузил, как мешок с картошкой, у самого проема и ткнул в него пальцем. Я понятливо вползла в него и уже из спальни, обернувшись, крикнула:

— Генри! — скелет, уже собравшийся уходить, обернулся. — Спасибо!

Генри прижал руку к ребрам и церемонно поклонился. А я, не вставая с пола, закрыла дверь на кладбище и привалилась к ней спиной.

Все тело била крупная дрожь. Встать я не могла. А еще от меня чудовищно несло мертвечиной. Я понимала, что не могу лечь спать так. Хотя вряд ли смогу спать сегодня. И я не могу пойти сейчас в какую бы то ни было ванную, ведь придется открывать дверь. Да и встать… я не была уверена, что вообще могу встать.

И от бессилия и пережитого ужаса я наконец разревелась. Вытирать слезы тоже не могла — руки были все в кладбищенской земле, я брезговала к самой себе прикасаться.

К черту… к черту этот дом! Я не смогу здесь жить! Чудеса? Сказки? Ко всем демонам такие сказки! Ведь сама же всегда думала, бесплатный сыр бывает только в мышеловке! И двоюродную бабушку эту — к черту, к черту! Не знала я о ней ничего, и не хочу знать! Не нужно мне никакого наследства!

Наверное, истерика настолько вымотала меня, что я уснула прямо там — сидя на полу у двери. Так что, когда проснулась, болело и ломило все тело. Правая нога, за которую меня тащили, распухла, а синяки покрывали кожу с головы до пят. Вдобавок запах никуда не делся, привыкнуть к нему оказалось невозможно, и как я ухитрялась с ним спать — сама не понимаю.

Но когда я открыла глаза, в окно весело светило солнце, разгоняя ночные страхи. Истерика миновала, и в голове начал выстраиваться четкий план действий. Прежде всего — душ. Долгий и тщательный. И главное — открывая любую дверь, сначала смотреть за нее, и только потом шагать.

Я кое-как поднялась, стараясь опираться только на левую ногу, и приоткрыла дверь ванной. За ней была ванная. Хорошо. А закрывать я ее не буду — с открытой искупаюсь.

Отказываться от наследства — глупо, раз для любого, кроме меня, дом безопасен. Наверное, легко быть бескорыстной, если у тебя и твоих близких есть все необходимое. Но я живу в общаге без каких-либо надежд на собственное жилье, и работаю после лекций, чтобы не тянуть деньги из мамы, а к семинарам и экзаменам готовлюсь по ночам. Моя мама работает на двух работах, чтобы свести концы с концами. Нет, я не буду отказываться от наследства.

Я наделала предостаточно фотографий дома — в том числе нормальных жилых комнат. Хватит, чтобы сделать объявление и повесить в Сети. Но оставаться здесь ни одной лишней минуты я не стану. Все, чего я теперь хочу — это избавиться от дома, получить за него деньги и забыть о нем, как о самом кошмарном сне. Да, пожалуй, и самом увлекательном тоже… но уж лучше отказаться от приключений и остаться живой. В конце концов, у мамы, кроме меня, тоже нет никого, и она такого точно не заслужила. Ночное, с позволения сказать, приключение ясно показало, насколько опасен для меня этот дом. Что бы там успокаивающего ни писала мне двоюродная бабка. Пусть ее записки так и лежат в библиотеке — новые хозяева решат, наверное, что это черновик романа в жанре фэнтези. Пусть хоть издают его, мне плевать.

Выйдя из дома, я тщательно заперла дверь. Хромая и тяжело опираясь на перила, спустилась по ступенькам, отошла подальше и несколько раз сфотографировала фасад. Вот так. Теперь...  в общагу, наверное?

Подумав об этом, я вдруг осознала, что за прошедшие два дня как-то незаметно успела привыкнуть к своей спальне, такой уютной и красивой, с ее пушистым ковром под ногами, просторной кроватью, но главное — с личным пространством, которое никто не может нарушить.

Нет, я вовсе не жалела о своем решении. Какой бы распрекрасной ни была спальня, шанс открыть из нее дверь прямиком в объятия зомби перевешивает все.

Но если Катька дома, она сейчас примется тормошить меня и расспрашивать. И тут же осчастливит меня совершенно мне сейчас неинтересными подробностями собственной бурной личной жизни. Придется что-то говорить ей… что? Что можно сказать об этом доме такого, чтобы Катька не вызвала психиатрическую неотложку? Получила в наследство, огромный, роскошный… подруга примется требовать показать дом, а то и устроить в нем вечеринку, пока еще не продала. Да я бы и сама, будь на ее месте, сделала бы так же. Особенно если показать фотки — а показывать придется, кто же поверит, что я не фотографировала?

А ведь еще придется как-то объяснять, почему я вся покрыта синяками и ссадинами, почему у меня содраны ладони, что у меня с многострадальной правой ногой и почему я не в той майке и джинсах, в которых уходила из общаги. И отчего лицо у меня опухшее, а глаза все еще покрасневшие после долгих вчерашних слез.

Я застонала, осознавая, что просто не готова сейчас ко всем этим разговорам.

А еще до общаги надо добраться. Дойти до остановки, дождаться автобуса, проехать через полгорода — скорее всего, стоя. А потом долго-долго подниматься по лестнице.

Я доковыляла обратно до ступенек дома и присела на них. Вытащила телефон, покрутила его в руках.

Потом открыла мессенджер и быстро написала: “Кать, сейчас ни о чем не спрашивай, ладно? У меня небольшой форс-мажор. На пару дней еще задержусь. Целую”. Быстро, пока не передумала, отправила сообщение и сунула телефон обратно в сумку.

Библиотека не изменяется. И если вообще не закрывать двери спальни, ванной и кухни, они тоже не изменятся. Главное — не открывать больше никаких дверей. Мне просто нужно время, чтобы прийти в себя, стать похожей на человека и быть в состоянии нормально передвигаться.