Кажется, увидев Гжеся, я, ни слова не говоря, кинулась ему на шею. И сразу же отстранилась. Бросаться на шею и в молодые годы у нас не было принято, но тут он тоже обнял меня как-то по-новому.

– Головой займемся через минутку, – сказал Гжегож. – Знаешь, моя хорошая, я чувствую себя так, словно мне восемнадцать лет и я первый раз в жизни пришел…

– …в бордель? – подхватила я, уже сожалея, что не сдержала романтического порыва.

– О Боже, пожалуйста, не добивай меня. И к черту робость!

Через три минуты – а это были весьма заполненные минуты – кто-то постучал в незапертую дверь и на пороге возник негр. Очень большой, очень черный и очень недовольный.

– Извините! – произнес он внушительно и осуждающе. – Я тут убирать должен. Так вы остаетесь или как?

Я поспешила успокоить разгневанного уборщика.

– Нет, нет, мы уходим. Через десять минут! Негр явно колебался, но все-таки вышел, хотя и очень неохотно. Я раскрыла дверцу бара и сообщила Гжегожу:

– Стрессы сокращают жизнь. Коньяк я вылакала вчера, может, еще что найдется? Что-нибудь, что вернет человеку утраченное душевное равновесие.

– Польская житнювка вернет, – решил Гжегож, обследовав содержимое бара. – Вот стограммовая бутылочка, маловато, да что делать? Такой громадный негр для меня слишком большое потрясение. Ты понимаешь, надеюсь, расизм здесь ни при чем.

Естественно, я его прекрасно понимала. Войди вместо громадного черного негра громадная баба, белая, как вот эта простыня, я бы тоже испугалась Так что здесь дело не в цвете, а в размере и характере. Негр говорил по-французски лучше меня и наверняка был французом, но проклятый мавр сделал свое дело. У Гжегожа блестели глаза, у меня, наверное, тоже, мы молча и быстро изничтожили житнювку. Езус-Мария, а что нам еще оставалось?

– Ну что ж, пошли, он наверняка ожидает под дверью, – сказал Гжегож. – А поговорить можно где угодно. Перекусить тоже можно везде. Ты не против Венсьенского леса?

Естественно, я была не против. Я бы ни слова не возразила, предложи он отправиться хоть в каменоломни, хоть да кладбище автомобилей. Главное, был бы везде он!

Разговор по дороге начала я.

– Прежде чем займемся проклятой головой, не мог бы ты рассказать мне о том, о чем нельзя было говорить по телефону? От Горгоны-секретарши, насколько я понимаю, ты избавился, о жене не хотел говорить, потому что долго. В чем дело? Если не хочешь – не рассказывай, просто знай, что меня это интересует.

– Нет, почему же, расскажу. Я и сам собирался. Видишь ли, жена моя серьезно больна уже продолжительное время. У нее легкая форма шизофрении – это если говорить о психическом состоянии. А если о физическом, то ее частично парализовало. Врачи считают: всему причиной патологическая ревность, о которой я тебе когда-то говорил, и тяжелая наследственность. Теперь она страдает одним из видов мании преследования и успокаивается лишь тогда, когда я рядом. Честно скажу – мне ее безумно жаль, но и выдерживать больше я не в состоянии. Попробовала бы ты круглые сутки держать за руку психопатку, шепча ей ласковые слова, а она не сводит с тебя глаз и бдительно подмечает каждое мимолетное выражение на твоем лице…

– …и не переставая расспрашивает, о чем ты думаешь, почему не улыбаешься, чем огорчен, на что смотришь в окно, наверное, она тебе уже надоела, наверняка ненавидишь ее, наверняка не дождешься ее смерти…

– А ты откуда знаешь?

– Со многим пришлось столкнуться за свою долгую жизнь.

– Удивляюсь, как ты еще сама не спятила.

– Не скажу, чтобы совсем… А как ты спасаешься?

– Работой. Может быть, именно жене я обязан своими непреднамеренными успехами в работе. Хватаюсь за всякие более-менее интересные заказы, желательно в самых отдаленных уголках Европы, чтобы иметь возможность чаще уезжать из дому. Уезжать ненадолго, потому что она сразу переходит на транквилизаторы и снотворное и старается спать все время моего отсутствия. А этим нельзя злоупотреблять, тогда лучше уж сразу убить ее…

– Не дай Бог, если она сразу от чего-то помрет, ведь обязательно подумают на тебя.

– Я принимаю к сведению этот факт, но помимо всего прочего просто не намерен ее убивать. Чувствовал бы себя некомфортно…

– Вот видишь, выходит, ты благороднее меня, я в свое время чувствовала бы себя очень даже комфортно.

– Ты о чем?

– В свое время двух человек я убила бы просто с наслаждением. Не волнуйся, это уже неактуально. А парализовало ее почему?

– Инсульт в момент приступа ярости, страшно подскочило давление. Объективных причин для ярости не было никаких. Впрочем, об этом я тебе потом как-нибудь расскажу.

Мы доехали до парка, заняли столик на открытой террасе кафе, и Гжегож заказал бутылку шампанского. И еще креветки и какое-то мясо по-итальянски, но мне было не до еды, я просто ее не заметила.

Подняв бокал с шампанским, Гжегож улыбнулся мне.

– Несмотря ни на что, давай все-таки отпразднуем нашу встречу. Твое здоровье!

И я вдруг в этот момент почти поверила тому, что для него наша встреча имеет такое же значение, как и для меня.

– И твое! – ответила я, стараясь справиться с волнением.

Помолчали. Мне хотелось знать, что же случилось с его женой, и я напомнила об обещании рассказать.

Гжегож не заставил себя просить.

– И дело-то гроша ломаного не стоит, а вот поди же… Я собирался поработать, предупредил жену, что задержусь в мастерской, но выяснилось, что дома забыл нужный эскиз, ну и вернувшись домой раньше обычного, засел за работу. Дома у меня, как ты догадываешься, тоже есть мастерская. Когда я вернулся, жены еще не было дома. Она приехала позже и не знала, что я уже дома. У нас, кстати, большая вилла, чтобы ты знала. Ждала она меня, ждала, наконец не выдержала и позвонила на работу. И надобно же так случиться, что в тот вечер задержались допоздна в мастерской двое моих молодых сотрудников, парень и девушка. Воспользовались случаем, что они там одни, и пустились во все тяжкие. Дома у них условий не было…

– Дело житейское, – прокомментировала я.

– Ты права. Трубку подняла девушка, запыхавшись произнесла «алло» и еще, идиотка этакая, добавила «Да перестань же, дорогой» или что-то в этом роде. Моей жене многого не требовалось, она, естественно, вообразила, что я остался на работе с очередной девкой и обрабатываю ее, потеряв всякую совесть, прямо у телефона…

– Для этого любое место сгодится, – философски заметила я, задумчиво изучая набор экзотических приправ к мясу по-итальянски.

– Может, ты и права, да меня там не было, а та девица меня совсем не привлекала. Я сидел, работал, даже стука падающего тела не услышал. К счастью, в доме еще находилась приходящая уборщица, она и вызвала врача и ту самую ее кузину. И только когда в доме поднялся шум, я вышел посмотреть, что происходит. Спустился сверху, моя мастерская на третьем этаже, трудно предположить, что я поднялся туда по водосточной трубе. Меня сразу все и увидели. И очень удивились, потому что Луиза успела выкричать свое горе, дескать, я остался на работе и сейчас забавляюсь там с девкой. На другом конце города. Ошибочка произошла. Доктор высказал мне свое сочувствие, это был наш домашний врач, хорошо знал и жену, и меня. Много толку мне от его сочувствия…