Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, войдя в дом, гость обязательно первым делом перекрестится, да с поклоном. Главное в доме – иконы, большие и малые, в каждой комнате развешенные-расставленные, с любовью украшенные цветами, расшитыми яркими полотенцами…
Нам с Ольгой выделили комнату с двумя кроватями – и со своим туалетом, разумеется… Едва мы поставили свои вещи, как сразу – за стол. Кроме нас и хозяев был еще один гость, свой, орегонский, Семен Созонтьевич Фефелов – они с Прохором Григорьевичем да-а-вние друзья… И в Китае вместе жили, и в Бразилии, и на Аляске – и даже несколько лет в Уругвае! Да, был такой период в жизни Прохора – Галины, уругвайский. На память о нем у меня имеются несколько открыток с уругвайскими видами, да несколько марок – с лицами уругвайских генералов… А сейчас мы сидим за столом в поселке Вифлеем, пьем «канадиян» – канадский виски, и разговор у нас все крутится вокруг моего приезда, прямо-таки явления в старообрядческий мир орегонской общины. Явления настолько невероятного, что забежавший на минуту сосед, знакомый вам Порфирий Торан – Перфил, аж воскликнул:
– Да… какой же черт тебя сюда занес?!
Это было первое – и последнее ругательное слово, услышанное мною в Орегоне! Перфил тут же спохватился, что сказанул не то… Ну, а в последующие дни мы стали отличными друзьями!
Пока же – Прохор, Семен, огромная пластиковая бутыль «канадияна», запиваемого кока-колой, и уже поздний вечер, и в глазах у меня всё начинает переворачиваться вверх тормашками, и сердце у меня куда-то проваливается, и всё это не столько от «канадияна», сколько от нескольких бессонных ночей: в самолете, в зале ожидания аэропорта имени Джона Кеннеди, в летящем день и ночь автобусе… И тут Семен неожиданно заявляет:
– Ты же, наверное, еще и подзаработать хочешь? Я в четыре утра еду на Аляску – поехали со мной?..
Я встрепенулся:
– И что же я там буду делать?
– Как что? Круглое катить, плоское тащить!
– И сколько заработаю?
– Ну… тысяч по пятьдесят-то возьмем!
Помаленьку, слово за слово, выяснилось, что ехать надо в поселок Николаевск на Аляске, на морскую путину, недели на две, и время отъезда перенести никак нельзя, поскольку срок путины государство определяет в строго отведенные дни, и даже часы. А ехать надо километров четыреста до канадской границы, и там еще тысячи две – через всю Канаду, с юга на север, да еще по Аляске… А у меня уже не только в глазах всё переворачивается – я и сам уже переворачиваюсь.
Пришлось отказаться. Хотя про эти 50 тысяч долларов я до сих пор (сами понимаете), до сих пор иногда с сожалением вспоминаю… Хотя… Бог знает, к чему бы эти 50 тысяч в «лихие 90-е» меня привели, и что бы с ними стало, и что со мной стало, окажись они у меня – тогда…
Пока же мы с Семеном Созонтьевичем расстанемся, но встретимся еще – встретимся!
Орегон, город Вудбурн. В гостях у Семёна Созонтьевича Фефелова – он в белой рубахе. Я – рядом, справа от него. 1989 год.
***
Спал я последующую ночь сном праведника. Проснулся поздно, и оглядывая комнату в ярком свете дня, увидел у изголовья большую, богато украшенную икону… Боже, какой же путь проделала она, через какие опасности прошла, чтобы основаться здесь, в Орегоне, в поселке Вифлеем, чтобы охранять мир и покой верных ей людей?! Но пока что этот мир был для меня закрыт, и начались обычные будничные хлопоты.
По русскому обычаю – в баню бы надо с дороги, но поскольку с вечера идти в баню не было никакой возможности… Ближайший сосед, Перфил, повез нас в баню куда-то на машине. Подъехали прямо к бане, на задний двор. Хозяина не видно, а хозяйка занималась своими делами неподалеку.
– Можно в баню?
– Можно…
Услыхав про гостей из России, она поглядела на нас, приложив ладонь ко лбу, от солнца, козырьком. Интересно, конечно, да мы-то ей – никто… Собралась уже было пойти к дому, да напоследок спросила : как фамилия?
– Атамановы.
Хозяйка преобразилась! Подскочила к умывальнику, сполоснула руки, быстро подошла к нам, радостно улыбаясь, подала руку для знакомства.
– А моя девичья фамилия – Атаманова!
Надо ли говорить, какое застолье нас ожидало после бани? Евдокия Тарасьевна и Кирилл Васильевич Бабаевы расстарались вовсю: даже пельмени настряпали! Явился на стол и уже знакомый мне «канадиян». Выпили за встречу, за приятное знакомство, разговорились, кто есть кто, откуда приехали такие Атамановы. Быстро выяснилось: для Евдокии Тарасьевны мы никакая не родня, просто однофамильцы – и безо всяких сомнений, потому что она со своим Кириллом Васильевичем происходит из турецких русских, в Орегоне их называют – турчане. Они – казаки-некрасовцы, потомки тех русских, что несколько веков назад, ведомые атаманом Игнатием Некрасовым, ушли в Турцию после поражения крестьянского восстания под руководством Кондратия Булавина… Двести пятьдесят лет прожили русские в чуждом окружении – и ни с кем не смешались. Община покинула Турцию в 1962-м году: кто-то поехал в СССР, а кто-то в Америку.
Конечно же, только вера помогла им сохранить себя и добиться уважения окружающего народа. Кирилл Васильевич, например, даже служил офицером в турецкой армии. Говорит, молил Бога, чтобы не пришлось воевать против русских…
Как видите, несмотря на всю простоту компании, разговор у меня везде и со всеми собеседниками сразу переходил на глобальные темы – время было такое. Я, гость, узнавал историю и жизнь орегонской общины, а хозяев страшно интересовала наша перестройка, Горбачев – и перемены в жизни Советского Союза. Шел 1989-й год, и все мы были полны самых радужных надежд. Некоторые из орегонцев за год до этого побывали в Москве на праздновании 1000-летия крещения Руси – побывали на земле своих предков, встретили знакомых – и незнакомых родственников. А мы с Бабаевыми – побывав у них в бане и на послебанном застолье – стали просто не разлей вода!
Кирилл Васильевич Бабаев и его жена Евдокия Тарасьевна. США, Орегон, 2010 год.
Сказав о турчанах, скажу и о других составных частях орегонской общины : это харбинцы и синьцзянцы. Тут всё понятно : это те русские, которые в годы гражданской войны, а потом и коллективизации, ушли в Китай – в район