Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай сюда!
И вот уже Василиса вырывает у него из рук тонкую папку и засовывает под мышку, прямо под халат. И грудь ее вываливается наружу. И директор присасывается к ней, как младенец, жаждущий молока и жизни.
– Люблю тебя! – кричит он.
А Василиса спешит покончить с этим делом и убежать. Оправиться, умыться и броситься вдогонку за своим сокровищем.
– Присмотри пока за детьми, – кричит она совсем уже растерявшейся ночной дежурной. – Я тебе из своих доплачу.
А наверху, в кабинете еще стоит туман, сотканный из ее дыхания и волшебного ее аромата.
«До приступа ж, почти до сердечного приступа довела ненасытная баба, – приходит в себя директор, разминая жирную грудь. – Однако ж сладко. Хорошо-то как!»
И только потом на смену последним хлопьям недавнего удовольствия приходят здравый рассудок и страх.
«Это что ж я натворил? За это меня по головке-то не погладят!»
И директор ходит по кабинету, как зверь по разоренному логову.
«Что делать? Что делать?» – вопрошает он постылое пространство.
«Думай, думай!» – велит он сам себе.
И привычный к начальственной службе мозг тут же включается, приходит на помощь, находит выход.
Директор бросается к телефону.
– Слушаю, – брякает бас на другой стороне линии.
– Беда, – говорит директор. – Нянька наша выкрала папку с документами из моего кабинета.
– Подробности, – коротко приказывает Филантроп.
И директор рассказывает, в соплях и красках, как Василиса полюбила малого, как ходила за ним, словно за своим дитем, и как он видел ее выбегавшую из кабинета, растрепанную и с горящими глазами.
– Должно быть, подкараулила, когда я отлучался по нужде. А я ящик открыл и вижу, что бумаг на месте нету. А только что были.
– Ясно, – говорит Филантроп и бросает трубку.
– Поверил, – выдыхает директор, вытирая вспотевшую от перипетий сегодняшнего утра лысину.
Он наливает из графина воды, пьет и садится за стол, уставившись в пространство и стараясь не думать о том, что будет дальше.
А Василиса уже в пути. Уже направляется по адресу.
Вот же он, этот дом, прямо через дорогу.
Василиса улыбается. Она не думает о том, как позвонит в дверь, что скажет. Она не боится реакции новоявленных малышовых родителей. Она просто хочет увидеть его, прижать к груди, чмокнуть в пухлые, на ее смесях взошедшие щечки.
И она бежит к заветному дому. И не видит, не слышит машины, которая резко срывается с места, как будто бы неслучайно, как будто бы ждала именно ее.
– Задавили! Батюшки-светы! Девку задавили! – кричит какая-то бабка в ботах, как раз вышедшая покормить кошек.
– Какой марки была машина? Какого цвета? – спросят ее потом на следствии.
– Да я разве ж в этом разбираюсь? – возмутится она. – Кажись, темненькая такая. И стекла темненькие.
– Висяк! – подведет итоги следователь и передаст дело в архив.
Как и каждое утро, сегодня Клара тоже готовилась к волшебству.
Волшебство заключалось в ее фантасмагорическом – на зависть любому биологическому виду! – преображении из серой пижамной моли в яркое хищное млекопитающее.
На преображение требовалось около часа, но Кларин будильник был уведомлен об этом заранее, так что она не торопилась.
Пока набиралась ванна и варился кофе, Клара выстраивала в голове скелет сегодняшнего дня. Он получался ладным и совсем не скрипучим, потому что каждая деталь была продумана заранее и идеально соответствовала остальным.
В этом, собственно, и заключалась тайна высокого Клариного профессионализма – все схватывать, все учитывать, все подстраивать, все использовать, все предусматривать, все контролировать, все…
Этот рецепт мог некоторым образом варьироваться и менять ингредиенты в зависимости от Клариного настроения. Поэтому, наливая в ванну пену с ароматом экзотических цветов, она задумалась над очередным удлинением выработанной формулы.
«Все… чувствовать», – наконец нашла она недостающий элемент.
Да, сегодня ей хотелось быть такой: ощущать под чуткими пальцами пульсацию студии, улавливать ее флюиды, вдыхать сотни чужих выдохов и знать, где, что, когда сказать, сделать, подправить. Улавливать чужие настроения и тонко корректировать сотканную из них паутину, подергивать разные ниточки нежной лапкой и опутывать жертв своей медийной тюрьмы все новыми и новыми слоями заготовленных с запасом впечатлений.
Клара с привычным бульканьем нырнула в ванну и представила себя парящей над студией. Если бы полет был настоящим, ей понадобилась бы предельная осторожность, чтобы не удариться костлявой спиной о черные металлические конструкции, на которых под самым потолком крепились разномастные фонари. Но в своих фантазиях Клара могла позволить себе непривычную в реальной жизни беспечность, и это бодрило и возбуждало.
Настолько, что вопреки ее устоявшемуся расписанию будних дней, где физиологическим утехам отводилось сугубо вечернее время, она пренебрегла режимом и начала мастурбировать. Оказалось, что под водой это получается очень даже неплохо.
Впрочем, время поджимало, поэтому она пережила несколько сладких конвульсий, но дальше расслабляться себе не позволила и ринулась в битву с нещедрой природой, пожалевшей для своей невзрачной дочери красок, форм и того, что в любимых Кларою журналах называлось феромонами.
Бесчисленные баночки и тюбики помогли добиться ровного цвета кожи. Затем с вдохновением настоящего художника (который, впрочем, всю жизнь повторяет один и тот же однажды удавшийся натюрморт) она нанесла на лицо тысячу мелких линий и штрихов. Приклеила ресницы. Прикрепила шиньон, для чего использовала пару дополнительных шпилек – чтобы не съезжал набок, сволочь.
Яркий комбинезон (сегодня ей хотелось казаться современной и слегка агрессивной), туфли на огромной платформе, невольно вызывавшие ассоциацию с древнегреческими котурнами, огромная, но элегантная сумка, облако духов (естественно, с синтетическими феромонами для привлечения – увы, всегда безрезультатного – самцов). О да, она была готова и теперь по-своему прекрасна.
Выдавливая себя из подъезда и упаковывая в маленький автомобиль, Клара окончательно перевоплотилась в деловую и самодостаточную особь – волшебство свершилось. А впереди ждало выпестованное ею таинственное шоу, разрекламированная премьера.
Ее, правда, немного смущало, что вот уже почти неделю по обывательским телевизорам раз в час проносился не вполне профессиональный рекламный ролик – прекрасно сделанный, отточенный до мелочей, но… без главного героя.
Целитель почему-то наотрез отказался участвовать в предварительных съемках, и им пришлось заменить его на таинственного мистера Икс в традиционной черной маске.