Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мамочка моя! Это что, цены? А можно я не буду здесь ужинать? А вместо этого мне выдадут стоимость еды наличными? На эти деньги ведь можно неделю питаться, а если не слишком шиковать, то и две.
Я могу заплатить только за кофе. Если потом ужмусь, то с молоком.
Сначала я усиленно высчитываю, что могу здесь себе позволить. Потом вспоминаю, сколько денег осталось у меня на карте и в кошельке, ну не полезу же считать при Александре.
– Что ты будешь? – вопрос застаёт меня врасплох.
Чувствую себя так, как будто пробежала пять километров рысцой. Причём в горку. Я уверена, что не только ощущаю себя провинциалкой, но и выгляжу ею. Наверняка у меня сейчас красные щёки, и кожа начинает выделять запах паники.
Мне так стыдно. Хочется убежать, спрятаться в какую-нибудь нору и больше никогда оттуда не вылезать.
– К-кофе, – от волнения начинаю заикаться. – С молоком.
– Угу, – произносит он задумчиво, продолжая изучать меню, в чём я убеждаюсь, решившись поднять на него глаза.
Я тут извелась вся, думая, что глупо выгляжу, а Павлов на меня, оказывается, даже не смотрит.
– А из еды? – спрашивает он и теперь ловит мой взгляд.
– Я не голодна, – стараюсь говорить твёрдо, но дрогнувший голос меня подводит. Как некстати официант в этот момент пробегает мимо с одуряюще пахнущим блюдом в руках.
– А я так не думаю, – не верит Александр. Ещё бы, я чуть слюной не истекаю. Тяну носом вслед официанту, кажется, он нёс цыплёнка, запечённого с какими-то пряностями.
И тут же мысленно ругаю себя за слабость. Решила же, что выпью с Павловым кофе, узнаю, чего он ко мне прицепился, и уеду домой. У меня завтра куча дел.
Отворачиваюсь к окну и смотрю на пробегающих мимо прохожих. Кто-то пялится на меня в ответ, ведь мы здесь как в витрине. Настроение стремительно падает, растворяясь в промежутках между узорной плиткой пола.
– Давай так, – говорит Александр, и голос у него такой хитрый и предвкушающий, что я невольно поворачиваюсь к нему, – я угощу тебя ужином, но выберу блюда на свой вкус. Если угадаю, меня ждёт приз. Согласна?
– Какой приз?
Он загадочно улыбается, и я едва не начинаю улыбаться ему в ответ.
– Ну-у, – тянет он, хитро поглядывая на меня, – даже не знаю. Может, позже решим?
Я фаталистично пожимаю плечами. Почему бы и нет.
Павлов кладёт меню на стол, и в тот же момент, словно по мановению волшебной палочки, рядом с нами из ниоткуда возникает официант в оливковой рубашке и чёрном галстучке.
– Уже определились? – мурлычет он.
И Александр начинает говорить что-то на совершенно непонятном языке.
– Мне – фирменный «Марио», чилийского сибаса с вонголе и фризе с камчатским крабом. А девушке… – тут он с полминуты смотрит на меня, а затем продолжает перечислять: – Куриную грудку под соусом порто и руккола-салат с белыми грибами.
– Десерт? – официант невозмутим и никак не реагирует на то, что сама я не произнесла ни слова.
– Хм… – Павлов снова смотрит на меня и быстро произносит: – Два штруделя с мороженым. Ванильным.
– Попить?
Их диалог похож на игру в пинг-понг. Официант подаёт, Александр отбивает. Ещё подача. Снова отбил.
– Два стакана ананасового сока с сахаром, нет, лучше кувшин. И кофе… с молоком, – и смотрит на меня, улыбаясь. Шутник.
Я снова краснею. Вот зачем он смеётся надо мной? Тем более при официанте. Но молодой человек невозмутимо записывает заказ и, забрав меню, ретируется от столика.
Некоторое время мы молчим. Я собираюсь с духом и оцениваю свои потери. Чувство собственного достоинства – 25 %. Гордость – 30 %. Смущение – зашкаливает.
Делаю вид, что полностью поглощена наблюдением за прохожими на улице.
Возвращается официант, сервирует стол, ставит кувшин с соком в центре и наливает нам по стакану. Затем снова исчезает. Я наблюдаю за ним краем глаза, отчего-то кажется, что на этого юношу смотреть гораздо безопаснее, чем на Павлова, который буквально буравит меня взглядом.
Ну точно я прокололась. Меня выдало неумение вести себя в таких местах. По мне сразу понятно, что я здесь в первый и последний раз. Поскольку вряд ли Александру придёт в голову ещё куда-нибудь меня пригласить.
Что ж, так даже и лучше. Мне всего-то и остаётся, что дожить до окончания ужина и распрощаться с Павловым навсегда. Даже и сбегать не придётся. Он сам не захочет меня больше видеть.
Уверена, что у него полным-полно богатых, красивых, ухоженных девиц, которые постоянно ходят по дорогим ресторанам, разбираются во всех этих непонятных названиях и умеют вкушать эти блюда с изяществом английской королевы.
– Юля, – негромко зовёт Павлов, и я поворачиваюсь к нему, встречаясь взглядом с пронзительными голубыми глазами. – Скажи-ка мне, отчего дочь одного из самых богатых людей в Москве не может себе позволить обед в приличном ресторане?
15
В авиации есть термин «точка невозврата», когда повернуть назад уже невозможно, поскольку пройдена половина пути и на обратную дорогу просто-напросто не хватит топлива.
Я когда-то читала, что в стрессовой ситуации раскрываются внутренние резервы организма. Человек способен совершить то, на что в обычной жизни у него никогда не хватило бы ни сил, ни духа.
Например, одна мать руками подняла автомобиль, чтобы вытащить из-под него своего сына, а хозяйка мелкой собачки разжала челюсти питбулю, чтобы достать из пасти своего питомца.
Так вот, я была уверена, что всё это не про меня. Потому что я в стрессовых ситуациях теряюсь, замираю, начинаю блеять что-то неразборчивое и вообще вести себя как испуганная овечка. И в итоге, убегаю и прячусь от опасности.
И так я думала, пока не услышала свой собственный голос:
– Мы поссорились. – и словно этого было недостаточно, мой голос ещё добавляет: – И отец лишил меня финансирования.
И в этот момент я вдруг ясно осознаю – точка невозврата для меня пройдена, на обратную дорогу мне просто не хватит топлива. Да я уже и не хочу поворачивать. Поэтому придётся теперь следовать выбранному пути.
– А почему о тебе нигде не упоминается? – спрашивает Александр. – О дочери Гейзмана нет вообще никакой информации, только о том, что у него есть сын.
Это становится всё легче и легче. На меня словно снисходит вдохновение.
– Они с моей матерью расстались, когда она была беременна, – я даже начинаю получать удовольствие от этой истории и от того, что могу себя представить в ней кем угодно. Сейчас я в прямом смысле слова