Он намеренно сказал мне «сын», но я уже не мог остановиться.

— Ничего нет? Даже его имени? Как его звали?

И почему я никогда не задавал этот вопрос, как, впрочем, и множество других, которые роились у меня в голове? Что я делал все эти шестнадцать лет? Отец наклонился и положил мне на колено свою горячую руку.

— Камен, — громко сказал он. — Пойми меня и поверь. Я ничего не знаю о твоем родном отце кроме того, что он был офицером; я знал, что когда-нибудь ты обязательно спросишь меня об этом, и старался узнать о нем хоть что-нибудь. Я рассказал тебе все, что знал, о твоей матери. Я люблю тебя. Шесира, моя жена, любит тебя. Мутемхеб и Тамит, мои дочери и твои сестры, любят тебя. Ты красив, здоров и ни в чем не нуждаешься. Ты станешь мужем девушки из знатнейшего рода. Радуйся тому, что имеешь, прошу тебя. — Откинувшись на спинку стула, он провел рукой по волосам, так он всегда делал в минуты волнения. — Что же касается снов, то они пройдут. Ты начинаешь взрослеть, только и всего. А сейчас возвращайся к себе. Разбуди Сету и вели ему сделать тебе массаж, чтобы лучше спать. — Отец встал, и я поднялся вслед за ним. Он обнял меня и поцеловал в обе щеки, а потом подвел к двери. — Воскури благовония в честь Вепвавета. Он всегда был твоим покровителем.

«Да, был», — думал я, возвращаясь в свою комнату. Он единственная связь с моим настоящим прошлым, он не только бог войны, но и Озаритель Путей. Как бы мне хотелось, чтобы он со мной поговорил! «А может быть, он с тобой и говорит, — сказал мне внутренний голос. — Может быть, это он посылает тебе сны, чтобы сообщить что-то срочное и важное».

Но когда я взялся за ручку двери, мне в голову пришла другая, более мрачная мысль. Ко мне приходил дух матери. Ему что-то нужно. Что-то лишило его покоя. Он будет беспокоить меня до тех пор, пока я не пойму, что ему нужно. Но где могила моей матери? Или моего отца? О боги, что со мной происходит? Я повернулся, сбежал по лестнице и разбудил своего слугу. Под его опытными руками тело мое расслабилось, боль из груди ушла, и все же я еще долго не мог уснуть.

Всю следующую ночь я проспал крепким благословенным сном и наутро чувствовал себя полностью отдохнувшим. Словно разговор с отцом рассеял все мои тревоги и черные мысли. Рана на спине зажила, от нее остался лишь небольшой розовый шрам. Семья Ахебсета пригласила меня на празднество в честь ежегодного разлива реки, который они собирались отмечать на лодках, и я с радостью принял приглашение. Направляясь в дом генерала, я поглядывал на соседние сады, где садовники сортировали семена, готовясь к высадке новых растений. Казалось, вместе со мной в веселье и празднество погрузился весь Египет. Однако на следующую ночь сон вернулся, словно новый приступ лихорадки; утро я встретил, стоя на коленях перед статуэткой Вепвавета, держа в руках чашу с благовониями и шепча молитвы. Свое дежурство я отстоял в полусне, словно находился под воздействием маковой настойки, после чего вернулся домой, помылся, переоделся и пошел к Тахуру.

Меня провели в приемную, где я прождал так долго, что уже собрался уходить. Наконец ко мне вышел слуга и, пригласив следовать за ним, провел в личные покои Тахуру. Я не чувствовал гнева за эту маленькую месть и, когда вошел в ее комнату, а она поднялась мне навстречу из-за своего туалетного столика, крепко обнял ее и прижал к себе. Сначала она отстранилась, но затем тесно прижалась ко мне, обвив мою шею руками. Волосы Тахуру еще не были заплетены в косы. Они облаком окутывали ее плечи, и я зарылся в них лицом, вдыхая знакомый запах корицы.

— Прости меня, Тахуру, — сказал я. — Я был груб и упрям. Прости, что накричал на тебя и так долго не приходил.

Она высвободилась из моих рук и, сделав знак слуге удалиться, со счастливой улыбкой вновь повернулась ко мне.

— Я тоже должна извиниться перед тобой, — сказала она. — Я все время воображаю тебя идеальным человеком, каким ты кажешься мне в мечтах, но ведь это не так. Тебе было не очень больно, когда я тебя ударила? — Ее глаза сверкнули. — Надеюсь, что нет!

— Ну да, не больно, да я хромал потом несколько дней! — воскликнул я, притворно надувшись; она засмеялась и, взяв меня за руку, подвела к стулу. Подобрав пышную рубашку, она уселась рядом, положив свои пальчики на мою руку.

— Я скучала по тебе, только не очень сильно, — сообщила она. — Моя подруга Тьети вышла замуж, и у них был праздник с горой всяких вкусных вещей, танцовщицами и кучей молодых людей, чтобы я не скучала. Я бы и тебя пригласила, но ты был просто невозможен.

— Прости, — повторил я. — А я приглашаю тебя на праздник, который устраивают родители Ахебсета. Не хочу идти без тебя.

— А почему бы и нет?! — ответила она, слегка рассердившись. — Мне кажется, ты прекрасно мог бы жениться на этом Ахебсете, если тебе веселее с ним, чем со мной.

«Да уж, что и говорить», — со стыдом подумал я, но потом мне пришло в голову, что, возможно, во всем виноват я сам. Возможно, я воспринимал Тахуру как нечто само собой разумеющееся и не стремился устраивать маленькие развлечения для нас обоих, как мы делали с моим приятелем Ахебсетом.

— Да? А ты бы пошла со мной в пивную, чтобы хорошенько выпить и повеселиться? — поддразнил я ее.

Тахуру серьезно взглянула на меня.

— Пошла бы, если бы знала, что тебе от этого будет весело. Но мама никогда этого не позволит.

Я видел, что она говорит совершенно серьезно, и, представив себе изысканную Тахуру, с ее драгоценными сандалиями и безупречно чистой одеждой, с ее аристократической утонченностью и сморщенным носиком, среди шума и гама грязной пивнухи, куда она пришла, чтобы доставить мне удовольствие, улыбнулся.

— Когда-нибудь я обязательно возьму тебя с собой, — пообещал я. — Но только после того, как мы поженимся, иначе твой отец потребует назад наш брачный договор и разорвет его в клочья!

Последовала пауза, в течение которой Тахуру пристально смотрела на меня.

— У тебя что-то случилось, Камен? — тихо спросила она. — Ты выглядишь больным. Нет, не больным, а каким-то загнанным. Ты не хочешь мне рассказать, что с тобой происходит?

Подобная наблюдательность поразила меня, поскольку обычно Тахуру была занята в основном собой. Я действительно хотел рассказать ей обо всем, но боялся, что она не станет меня слушать. Теперь же я горячо поцеловал ее пальцы.

— Спасибо, Тахуру, — сказал я. — Да, пожалуйста, выслушай меня. Я уже говорил об этом со своим отцом, но он ничем не может мне помочь.

И я рассказал ей о своих снах и своем разговоре с отцом. Тахуру, не шевелясь, выслушала мой рассказ до конца. Затем встала, подошла к своему туалетному столику и начала со звоном переставлять на нем шкатулки и кувшинчики. Я ждал. Наконец она заговорила.

— Мне кажется, ты прав, когда говоришь, что та рука принадлежит твоей настоящей матери. А что известно о человеке, Камен, который принес тебя в дом приемного отца? Где-то ведь он тебя нашел.

— Разумеется. Но отец говорил, что тот человек пришел в их дом и сообщил, что мать ребенка умерла при родах, а отец погиб, и после этого вручил им младенца.