Дон ди Алмейдо улыбнулся, довольно прикрыл глаза и с явным облегчением вздохнул.

– Покажи! – потребовал он у Сото.

– Извините, сеньор?! – недоуменно переспросил Мара и покосился на Рамиро.

– Все в порядке, Сото, – успокоил дон старшего тирадора, давая ему понять, что тот не ослышался. – Покажи мне это. Дай мне наконец взглянуть в его бесстыжие глаза.

Сото еще раз покосился на Рамиро, который следил за ним очень внимательно и с нескрываемым интересом. Затем ответил «как прикажете, сеньор» и поставил сумку на столик для фруктов, предварительно сняв с него корзинку с яблоками и убрав расшитую скатерть.

Рамиро был явно не готов к тому, что узрел перед собой в следующую минуту. Неизвестно, какой вытащенный из сумки сюрприз он ожидал увидеть, но уж точно не отрезанную под основание черепа человеческую голову с застывшими навыкате глазами и распахнутым в предсмертной агонии ртом. Кровь давно стекла с головы Марко ди Гарсиа, и остатки ее впитались в холщовый мешок, который Сото не стал извлекать из сумки. Вместо него он извлек другой мешок – чистый, – расстелил его на столе и аккуратно, будто дорогую хрустальную вазу, выставил голову на обозрение сеньоров. Вернее, обозревать ее взялся лишь сеньор Диего. Рамиро же брезгливо передернул плечами и, отставив в сторону недопитый стакан с вином, отвернулся к стене.

– Я просто… в шоке… отец! – проговорил он дрожащим голосом. Сото показалось, что Рамиро вот-вот стошнит, что в данной ситуации было бы для инженера из Мадрида ничуть не зазорно. Дон ди Алмейдо успел на своем веку поучаствовать в дуэлях, пока их в конце концов не запретили, поэтому вид крови и мертвецов являлся для него привычным. Рамиро был воспитан уже в современном духе, когда хвататься за шпаги и пистолеты при малейших оскорблениях считалось противозаконным. Мара был твердо убежден, что на совести молодого сеньора нет еще ни одной загубленной жизни и вряд ли когда-либо подобное случится. Рамиро являлся специалистом по оружию, но использовать его по назначению в Оружейной Академии не учили.

– Кто был этот человек? – исполнившись наконец решимости, Рамиро обернулся и заставил себя посмотреть на то, что так обрадовало его отца.

– Прилюдно оскорбивший меня негодяй Марко ди Гарсиа! – не стал скрывать сеньор Диего. Опершись на руку Сото Мара, он поднялся из кресла, подошел к столу и встал напротив отсеченной головы обидчика. – Этот человек был недостоин жить в нашем справедливом мире. Теперь он поплатился за собственные злодеяния!

– Казначей архиепископа! – со страхом воскликнул Рамиро. – Отец, ты в своем уме?!

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – раздраженный поведением сына, повысил голос дон. – Вам, молодым, уже не понять принципов настоящей чести. Каждый благородный человек прежде, чем сказать что-то другому благородному человеку, должен десять раз подумать, а не призовут ли его к ответу за сказанные слова! Будь я в твоем возрасте, то лично сделал бы это! – Дон указал на стоящую перед ним отрезанную голову. – Жаль, годы не те и сила былая давно ушла… Но, к счастью, есть еще достойные и верные слуги, на которых можно положиться; слуги, готовые постоять за честь сеньора!

Дон ди Алмейдо обернулся к Сото, и тот как обычно ответил на похвалу сеньора учтивым полупоклоном.

– Итак, мерзкий интриган, – продолжил дон, склонившись прямо к перекошенному мертвому лицу обидчика, – что же ты хочешь сказать мне сейчас?.. Ну, говори! Я тебя внимательно слушаю!.. Что молчишь?.. Я же сказал тебе тогда, что по-настоящему смеется тот, кто смеется последним! Или ты сомневался?

– Прекрати, отец! – возмутился Рамиро. – Это… это… это просто дикость! Умоляю тебя, немедленно убери его… ее!.. Убери эту мерзость отсюда!

– Ты прав: действительно мерзость! – с холодной усмешкой согласился дон ди Алмейдо и снова обратился к уже начавшей разлагаться и понемногу источать смрад голове Марко ди Гарсиа. – Я знаю, что тебе нечего больше мне сказать! Тогда послушай, что скажу я! Законы чести соблюдены! Мы в расчете и между нами больше нет разногласий! Я прощаю тебя, как велит нам прощать обиды Господь! Покойся с миром!..

При взгляде со стороны разговор дона с мертвой головой выглядел жутко. Сото смотрел на эту сцену спокойно, поскольку присутствовал при подобном не впервые. Но Рамиро был просто вне себя: руки его ходили ходуном. Он то порывался схватить стакан, но понимая, что расплескает вино, нервно одергивал руку, то намеревался вскочить, но тоже по какой-то причине отказывался от этой затеи и лишь дергался в кресле будто пытаемый электричеством богоотступник. Было заметно, что Рамиро желает закатить грандиозный скандал, но присутствие Мара удерживает его от этого.

Отведя душу, дон ди Алмейдо отошел от столика, указал Сото на отрезанную голову прощенного врага и распорядился:

– Избавься от нее. Только позаботься, чтобы не откопали бродячие собаки! Ты хорошо послужил мне, Сото, и в самое ближайшее время я щедро отблагодарю тебя. Можешь идти.

Пока Мара возился с головой, упаковывая ее обратно в мешок и пряча в сумку, Рамиро сумел-таки совладать с непослушным стаканом и залпом осушил его, после чего, немного придя в себя, тут же вновь наполнил его из графина.

– Я никогда не думал, отец, – даже в мыслях не держал! – что ты способен на такое! – уже гораздо сдержаннее проговорил Рамиро после того, как старший тирадор поклонился всем на прощание и, зажав сумку под мышку, удалился. – Это чудовищно! Это противозаконно и если кто об этом узнает!..

– Это, сынок, и есть подлинная справедливость! – вынес для него заключение сеньор Диего, с кряхтением усаживаясь обратно в кресло. – И ты зря беспокоишься: никто об этом никогда не узнает. Мой слуга Сото способен и не на такое. Скажу тебе по секрету… – Дон понизил голос и наклонился поближе к уху сына: – …есть подозрение, что он якшается с нечистой силой, хотя и не признается мне в этом. Более того, я думаю, что сам он не совсем человек, а наполовину демон или оборотень. Он поклоняется не Господу, а своим древним предкам, читает книги на непонятных языках, живет по странным законам и чтит их столь же свято, как я – Писание и принципы чести. Именно в понятиях чести мы с ним солидарны, как ни с кем другим. Я даже склоняюсь к мысли, что если будет нужно, он умрет за меня не задумываясь.

– Отец, на твоем месте я давно бы сдал твоего слугу-чернокнижника Инквизиционному Корпусу, а не эксплуатировал его дьявольские умения ради личных амбиций! – прервал его Рамиро. – Ты сам не замечаешь, что противоречишь себе: истово чтишь Святое Писание и призываешь на службу нечистую силу!

– Использовать нечистую силу против людей с нечистой совестью отнюдь не зазорно, – не согласился с сыном дон ди Алмейдо. – Думаю, на Страшном Суде меня поймут и простят, ведь это самый справедливый суд из всех, что есть в природе… Однако не предполагал, что мой поступок так тебя напугает. Уж больно размяк ты в своем Мадриде.

– Я испугался вовсе не отрезанной головы, отец! Я боюсь за тебя! – взялся оправдываться Рамиро. – Ты ведешь себя так, словно живешь в Век Хаоса, когда было дозволено абсолютно все: грабь и убивай кого угодно! Так ли уж серьезно оскорбил тебя этот Марко ди Гарсиа?