– Может, и есть, только, наверное, они работают дома, как я, – сказал Док.

– В Осло, – повторила мама, на этот раз потише. Как и Стокгольм, Осло не значился в их маршруте.

– Но там есть орган, – продолжил Док, – старинный орган. Так он мне сказал.

Ну еще бы, конечно же в Осло есть орган! А если там есть хоть один тату-мастер, пусть даже он работает подпольно, в собственной квартире, можно ставить любую сумму денег на то, что Уильям его найдет.

– А он не сказал, в какой церкви этот орган? – спросила Алиса.

– Нет, он только сказал, что у этого органа сто два регистра, – отозвался Док.

– Ну, тогда мы его в два счета найдем, – сказала Алиса таким тоном, словно мыслила вслух, а не обращалась к Джеку или Доку.

Кажется, особенно часто на стене с трафаретами встречается мотив, где змеи обвивают мечи, заметил про себя Джек.

– Рекомендую остановиться в отеле «Бристоль», – донесся голос Торстена Линдберга. – Да, там меньше клиентов, чем в «Гранд-отеле», но хотя бы не будет проблем с директором.

Много лет спустя Джек задумается, что именно имел в виду Линдберг под «проблемами с директором». Алиса же Торстену не ответила, а просто сказала спасибо – ну и Доку Форесту, разумеется.

Док взял Джека на руки и прошептал:

– Возвращайся, когда вырастешь. Может быть, захочешь сделать у меня татуировку.

Джеку нравилось жить в «Гранд-отеле», просыпаться каждое утро под рев корабельных гудков – так суда на озере приветствовали друг друга. Ему нравилось кататься по льду озера с Агнетой Нильсон, здоровенной госпожой Линдберг. Если бы не зимняя тьма, он был бы рад и дальше оставаться в Стокгольме, но им с мамой пришла пора двигаться дальше.

Поездом они добрались до Гётеборга, а оттуда паромом в Осло. Путешествие должно было бы запомниться Джеку надолго, такие красивые в тех местах пейзажи, – но в памяти у него осталась лишь темнота и холод. Все-таки они были далеко на севере и до сих пор стоял январь.

У мамы с Джеком было много багажа – татуировочная машина и прочее оборудование занимают немало места. Поэтому, где бы они ни появлялись, всем сразу делалось ясно, что эти двое тут надолго. Такого мнения был и администратор в вестибюле «Бристоля».

– Лучшие номера нам не нужны, – сказала ему Алиса, – но найдите нам что-нибудь приличное, каморки тоже не подойдут.

Метрдотель был не дурак и заметил, что с багажом гостям понадобится помощь; он звякнул в колокольчик и вызвал носильщика. Тот пожал Джеку руку – слишком сильно, у мальчишки заболели пальцы. Джек впервые видел перед собой норвежца.

Вестибюль «Бристоля» был меньше, чем в «Гранд-отеле». Джек надеялся, что ему не придется привыкать жить тут. И плевать, что орган тут старинный; да пусть бы в нем хоть двести два регистра!

На данный момент Джек и мама уже были обязаны трем татуировщикам, двум органистам, одному маленькому солдату и одному бухгалтеру. Интересно, кто им будет помогать тут, думал Джек, идя вслед за носильщиком по темному коридору, устланному коврами.

Их номер оказался маленьким и душным. Когда они добрели до отеля, уже стемнело – да в это время года в Осло почти все время темно, – так что из окон было видно лишь соседнее здание; сквозь плотно задернутые шторы из окон пробивался тусклый свет, и Алиса воображала, какую скучную, бессловесную жизнь ведут жители этих квартир – совсем не такую, какую, думала она когда-то, они будут вести с Уильямом.

Последний раз они ели, уезжая утром из «Гранд-отеля». Носильщик сказал, что ресторан при гостинице все еще открыт, но им стоит поторопиться. Мама предупредила Джека, что в ресторане все дорого, так что заказывать им придется по минимуму.

Джек проигнорировал рекомендации носильщика, который посоветовал «морошку и язык оленя».

– Джек, возьми лучше лосося, – сказала мама, когда носильщик ушел, – и поделишься со мной.

Тут мальчик заплакал – не потому, что у него все еще болели пальцы от неудачного рукопожатия, и не потому, что он был голоден, и не потому, что ему опостылели отели. И даже не потому, что ему надоела эта зимняя тьма, столь типичная для Скандинавии, – полное отсутствие света, которое, наверное, не одного шведа или норвежца заставило бы утопиться во фьорде, если бы они все не позамерзали. Нет, дело было не в самом их путешествии или его условиях – дело было в причине, по которой они в него отправились.

– Мне плевать, найдем мы его или нет! – рыдал Джек. – Я хочу, чтобы мы его не нашли!

– Если мы его найдем, ты передумаешь; это будет большое событие, – сказала мама.

Но если папа был в ответе за них с мамой и бросил их, разве это не значило, что папе на них плевать? Разве это не значило, что Уильям отказался и от Алисы, и от Джека и что, найди они его сейчас, он может их снова отвергнуть? Конечно, четырехлетний мальчик не смог бы облечь эту мысль в слова – и однако же именно она сейчас беспокоила его, именно из-за нее он плакал.

Мама сказала, что они не смогут пойти ужинать, если Джек не перестанет плакать, и тот умолк.

– Порцию лосося, два прибора, пожалуйста, – сказала Алиса официанту.

– И никакой морошки, и оленьего языка нам тоже не надо, – сказал Джек.

Ресторан был практически пуст. Посередине зала молча сидела пожилая пара, судя по их виду, татуировки им не требовались. В углу сидел одинокий мужчина, на лице его отражалось глубочайшее отчаяние, такому впору топиться в тех самых замерзших фьордах.

– Его не спасет даже татуировка, – сказала Алиса.

Тут в зал зашла молодая пара. В тот миг Джек впервые увидел, как его мать реагирует на влюбленных; Алиса, это было ясно, прыгнула бы во фьорд незамедлительно, будь он перед ней сейчас.

Мужчина был стройный, атлетического телосложения, с волосами до плеч – вылитая рок-звезда, только одет элегантнее, – а женщина, его жена или подруга, шла с ним в обнимку и глаз от него не могла оторвать. Высокая, худощавая, юная, с восхитительной улыбкой и восхитительной грудью – да, даже в четыре года Джек умел обращать внимание на женскую грудь. Непонятно, были это постояльцы или просто жители Осло; ни одна парочка из тех, что заходили к Татуоле, не выглядела моднее. Может, у них уже есть татуировки.

– Мам, спроси их, – сказал Джек, но Алиса не в силах была на них смотреть.

– Нет, их я не могу спросить, – ответила она.

Джек не понимал, что с ней. Ведь это же влюбленные, а любовь – это как откровение, как первая татуировка, разве нет? Джек помнил, как Оле и мама говорили о событиях в жизни человека, которые заставляют его делать татуировки, – откровения были в их числе. Ясно, у этих двоих как раз такой момент в жизни. А если они живут в отеле, может быть, они уже занимались любовью этим вечером – впрочем, откуда Джеку знать. Скорее всего, они просто не могут дождаться, когда закончится ужин, чтобы пойти к себе и заняться любовью снова!