Мы выехали на узкую каменистую дорогу, ведущую под гору.

– Так что там за история с пропавшей подругой? – спросила Энни.

Несмотря на то, что я все ей рассказала еще в день приезда, я начала по новой.

– Да, я помню, что ты ее ищешь. Но почему? – перебила она и посмотрела на меня с лукавой полуулыбкой. – Ты влюблена в нее? Между прочим, не вижу в этом ничего дурного.

Я не удостоила ее ответом и продолжала молча смотреть в окно. Это сработало, и Энни стала рассказывать о себе. Не то чтобы я интересовалась подробностями ее жизни, но от меня не требовалось отвечать, и я немного расслабилась: голос Энни и пейзажи, проплывающие за окном, действовали успокаивающе.

Ее американский акцент напоминал мне об Адриане, и, прикрыв глаза, я вспоминала его подкасты, хотя то, о чем щебетала Энни, не шло ни в какое сравнение с его лекциями. Энни рассказывала о своей жизни в Коннектикуте, где у нее небольшой бизнес по производству деревянной мебели ручной работы, а живет она в съемном доме вместе с другой матерью-одиночкой. Упомянула Энни и об отце Мило: она дала ему «отставку», когда мальчику было два года, но позволяет время от времени видеться с сыном.

– Спорим, ты сейчас думаешь, от кого младшенький? – сказала Энни, кивнув головой в сторону младенца на заднем сиденье, хотя мне было все равно. Ей хотелось второго ребенка, продолжала она, но не возникало желания надолго связываться с мужчинами, так что она «в нужное время переспала» с незнакомцем. Потом она призналась, что беспокоится о том, как скажется на детях отсутствие фигуры отца.

– По-моему, отец совершенно необязателен.

– Правда?

Я объяснила, что никогда не видела своего отца, который исчез, когда мама была беременна, и мне это нисколько не навредило.

– А твоя мама не переживала, что у нее никого нет? – хмыкнула Энни.

– Нисколечко. Нам и вдвоем было хорошо. Она всегда повторяла, что, пока я рядом, ей никто не нужен.

Энни стала спрашивать про отца, и я рассказала, что знала сама: продавал машины в Ирландии, мечтал о беговой лошади. Еще у него были изящные кисти рук, как у меня.

Я заметила, как изменился пейзаж за окном. Оставив холмы позади, мы выехали на равнину, деревья уступили место длинным невысоким сооружениям из грязно-белого пластика, переходящим одно в другое, как будто образуя единую нескончаемую конструкцию. Я спросила у Энни, что это. Оказалось, теплицы, где выращивают зелень на продажу.

– Вот откуда берутся помидоры для твоего салата, – сказала она.

Я могла бы ответить, что не ем помидоры, но промолчала.

Мило захотел в туалет, и Энни остановилась у обочины. Я всмотрелась в теплицы. Сквозь непрозрачный пластик виднелись тени, а там, где обшивка разошлась, можно было заглянуть внутрь. В бесконечном зеленом море листвы черные мужские фигуры склонились над растениями. Внутри наверняка стояла невыносимая духота. Больше всего меня поразила тишина. Там, где работают руками, всегда шумно, а тут не слышно ни музыки, ни перекликающихся голосов, только журчание разбрызгивателей. В дороге Энни жаловалась, что кругом засуха, речка возле коммуны почти пересохла, а тут, в теплицах, расходуют массу воды. Странно, если не сказать больше – безнравственно.

Когда мы двинулись дальше, я узнала от Энни, что в теплицах работают в основном нелегальные африканские иммигранты. Прибрежная зона этой части страны совсем рядом с африканским побережьем, и иммигранты тайно пересекают пролив на лодках в поисках лучшей жизни в Европе. Некоторые пробираются дальше на континент, но у большинства нет никаких документов, и они остаются здесь, работают в теплицах.

Через час пятнадцать минут мы въехали на улицы Мотриля. Энни криво припарковала фургон, и мы договорились встретиться через час. Она с детьми отправилась в банк, а я пошла к центру города. Было непривычно тихо и безлюдно, по обеим сторонам пыльной дороги тянулись низенькие строения. Я увидела указатель с изображением волны и пошла в направлении пляжа. По мере приближения к морю здания почему-то становились выше, загораживая собой вид, как рослые люди впереди толпы.

Внезапно я очутилась на оживленной улице, где гуляли толпы отдыхающих, радикально непохожих на обитателей коммуны. Кто-то еще не успел загореть, у других была красная, обожженная кожа, третьи явно перестарались с загаром, но все носили нормальную одежду – майки и шорты. За столиками посреди улицы посетители кафе распивали пиво, хотя было только половина пятого. Из открытых дверей магазинов неслась танцевальная музыка, внутри предлагали дешевые пляжные принадлежности, хотя в одной лавке почему-то торговали тостерами и микроволновками. Все вывески и ресторанные объявления были на английском, у входа в кафе и магазины продавали английские газеты.

Все это было приятно, хотя, возможно, я просто обрадовалась, что на время уехала из коммуны. С моря дул свежий ветер, пахло чипсами и кремом для загара, вокруг ходили нормальные улыбчивые и умиротворенные люди, вроде покупателей в «Теско экстра».

Я побродила еще немного, нашла интернет-кафе и, заплатив два евро, села за компьютер. Рядом огромных размеров женщина с одышкой просматривала газонокосилки на аукционе Ebay. Сначала я зашла на «Фейсбук», по привычке залогинившись как Тесса, но, разумеется, ничего не вышло: к тому времени ее учетная запись давно была заблокирована. Тогда я попыталась зайти на свою страницу, но не смогла вспомнить пароль, то и дело сбиваясь на пароль Тессы. Правильный пароль я вспомнила только с третьей попытки: «inspectormorse», один из любимых маминых сериалов.

Череда чужих статусов на главной странице выглядела полной бессмыслицей. С таким же успехом я могла читать текст на китайском. Незнакомыми казались даже фотографии и имена моих «друзей»; впрочем, когда мы виделись в школе, я толком не знала, что это за люди, теперь же они стали совершенно чужими. Тэш, Эмма, Карен – случайные имена случайно взятых недалеких девчонок, которые комментируют то, публикуют это, делятся какими-то ссылками, сопровождая их неуместными выражениями восторга.

Я завершила сессию и проверила почту. Четырнадцать новых писем, почти все – спам. И одно – от Джонти: он писал, что все в порядке, и спрашивал, как я тут, в Испании.

Джонти – это мой квартирант. О нем я расскажу чуть позже.

Потом я сидела, уставившись на панель инструментов. Целыми днями я представляла себе момент, когда наконец-то зайду в интернет, а теперь не знала, чем себя занять. Все привычные двери были закрыты. Зайти на «Красную таблетку» я не могла, поскольку сайт заблокировали. Вряд ли получилось бы поиграть в World of Warcraft: даже если я и вспомню логин и пароль после вынужденного перерыва, до встречи с Энни оставалось сорок восемь минут – не хватит и на то, чтобы выбрать экипировку для персонажа. Я воображала, будто он надуется и гневно отвернется от меня, уязвленный длительным отсутствием внимания, отказываясь надевать кольчугу или нарочно уронит меч.

Завершив рабочую сессию, я покинула интернет-кафе, хотя оставалось еще 17 минут, и зашла в соседний минимаркет. Внутри было так холодно, что кожа на руках покрылась пупырышками. Магазин немного напоминал сеть магазинов «Лондис», разве что тут бутылки с алкоголем занимали чуть ли не половину всех полок. Я забеспокоилась, что не смогу прочесть этикетки на испанском или не найду привычных продуктов, но почти весь ассортимент товаров оказался привозным и был мне хорошо знаком. Среди английских продуктов я нашла томатный кетчуп «Хайнц» и чипсы «Уокерз». Я купила три большие пачки чипсов и две упаковки овсяного печенья.