Это потому, что историческое формирование американского общества приостановило созревание политического классового сознания среди трудящихся масс.

В противовес этому европейское государство было (и может снова стать) необходимой посреднической структурой, содействовавшей выработке исторических компромиссов между противоборствующими общественными интересами, которые придавали смысл и подлинный размах демократическим практикам. Если путем классовой и политической борьбы, которые не зависят исключительно от логики накопления капитала, не принуждать государство к выполнению этой функции, то демократия превращается в посмешище, как это случилось в Соединенных Штатах.

Именно в этом контексте необходимо рассматривать в действии эту любопытную демократию, предположительно самую старую и наиболее развитую.

Соединенные Штаты изобрели президентскую систему. Возможно, в то время идея монарха, пусть и избираемого, казалась необходимой. Однако французская революция между 1793 и 1798 годами прекрасно обходилась без него. Президентская система всегда была трагедией для укоренения демократии, и сегодня это еще более верно, чем в прошлом.

Президентская система имеет тенденцию вытеснять политические дебаты, ослаблять их, подменяя выбор между идеями или программами выбором между личностями, даже если они предположительно воплощают в себе эти идеи или программы. Более того, неизбежное фатальное сокращение выбора до двух кандидатов ведет к поиску каждым из них наибольшего консенсуса (к сражению за не определившийся со своим выбором наименее политизированный центр) в ущерб радикализации. Это дает преимущество консерватизму.

Президентская система, консервативная по самой своей сути, без труда экспортировалась США во все страны Латинской Америки главным образом потому, что политические революции, происходившие там в начале XIX века, были ограниченными и' носили тот же характер, что и в Соединенных Штатах. Президентская система им идеально подходила. В дальнейшем по аналогичным причинам — ввиду ограниченного характера национально-освободительных движений недавнего прошлого — она завоевала Африку и значительную часть Азии.

Европа также находится в процессе завоевания президентской системой, однако здесь среди демократов она сопровождается неприятными воспоминаниями, ассоциируясь с демагогическим популизмом бонапартизма. Увы, начало этому движению дала Франция, создав Пятую республику, которая была не шагом вперед в развитии демократии, а убежищем, в котором французское общество, кажется, прочно обосновалось. Аргументировалось это нестабильностью правительства при парламентарном строе, но подобные аргументы — чистый оппортунизм.

Президентская система также способствует кристаллизации групп, объединенных общими интересами — в идеале это две группы, поддерживающие главных претендентов на пост президента, — в ущерб формированию настоящих политических партий (включая социалистические партии), потенциальных носителей истинно альтернативных социальных проектов.

Здесь опять же показателен пример Соединенных Штатов. Реальной разницы между Демократической и Республиканской партиями не существует. Джулиус Ньерере не без иронии заметил, что это вопрос о «двух единственных партиях» — хорошее определение демократии низкой интенсивности. В конце концов, так понимают ситуацию массы трудящихся в Соединенных Штатах, которые зачастую не голосуют потому, что чувствуют — и справедливо, — что это не имеет смысла.

Отнюдь не являясь инструментом потенциальной социальной радикализации, существующие формы американской демократии, как в прошлом, так и в настоящем, представляют собой идеальную среду для консерватизма. В этих условиях другие измерсния американской демократии, которые часто получают позитивную оценку, превращаются в свои противоположности. «Децентрализация», например, ассоциируемая с большими полномочиями, которые даны местным избираемым властям, дает преимущество местной знати и духу «коммуни-тарности». Во Франции региональные власти также всегда или почти всегда оказываются на правом фланге центральной власти, и это не случайно.

Отсутствие постоянных бюрократий в Соединенных Штатах, которое либералы считают преимуществом по отношению к твердыне бюрократического наследия — Европе, становится орудием в руках консервативных политических властей, поручающих внедрение своих программ безответственным временным чиновникам, которых набирают в основном из числа бизнесменов, и оказывается, что самими этими управленцами надо еще управлять. Действительно ли это преимущество? Что бы ни говорили о L'Enarchie во Франции[2] — а многое в этой критике справедливо, — разве идея комплектуемой истинно демократичным способом бюрократии не лучше (или уж точно не хуже), пока мы еще не достигли далекого идеала общества без бюрократии?

Бездумная критика «бюрократии», являющаяся частью современного общепринятого взгляда, непосредственно вдохновляет систематические кампании даже против идеи общественных служб, которые, по мнению этих критиков, должны быть заменены частными службами на рыночных условиях. Объективный взгляд на реальный мир показывает, что (предположительно «бюрократизированные») общественные службы не так малоэффективны, как зачастую думают, что прекрасно иллюстрируется сравнением Соединенных Штатов и Европы в сфере здравоохранения. В Соединенных Штатах здравоохранение (в основном приватизированное) обходится государству в 14 % ВВП, в отличие от 7 % в Европе (где здравоохранение в основном обеспечивается государственными службами). В плане результатов (качество здоровья) это сравнение говорит в пользу Европы. Конечно же, доходы фармацевтических и страховых олигополий в основном значительно выше в Соединенных Штатах, чем в Европе. Кроме того, при демократии государственные службы хотя бы потенциально прозрачны. Приватизированная служба, защищенная положением о «конфиденциальности деловой информации», непрозрачна по определению. Замена приватизированными службами («социализация рынком») государственных служб (социализация демократией) используется как средство укрепления достигнутого соглашения о жестком разграничении политической и экономической сфер. Такой консенсус разрушителен для всего потенциала укоренения демократии.

«Независимое» правосудие и принцип избираемости судей продемонстрировали, что и этот институт может по-своему помогать поддерживать неизменно консервативные и даже реакционные предрассудки, не способствовать укоренению демократии, а на самом деле мешать ему. Однако и эта модель постепенно начинает практиковаться в других странах (во Франции, например), результаты чего не замедлили себя продемонстрировать, но я пока воздержусь от комментариев.

Помимо всего прочего послужной список американского правосудия свидетельствует о смехотворности той демократии, которую оно обслуживает.