В загсе Леонид и Нина расписались 1 ноября 1953 года. Шел дождь. В помещении Нине пришлось положить свои лаковые туфли на батарею, а к регистрационному столу подойти босиком. Гайдай спросил:

— Ты ведь берешь мою фамилию?

— Твою? Нет-нет, я останусь Гребешковой.

— Ну как хочешь, — хмуро сказал Гайдай. Было ясно, что он задет.

Позже он, конечно, удовольствовался объяснениями Нины на сей счет. Всё-таки «Нина Гребешкова» на тот момент было какое-никакое имя — актриса успела сыграть уже несколько ролей в кино. К тому же фамилия Гайдай не очень нравилась ей своей «бесполостью»: напишешь «Н. Гайдай» — и непонятно, о мужчине или о женщине идет речь.

Какое-то время Леонид еще повздыхал:

— Ох, Нинок, а представляешь, как бы это красиво звучало — Нина Гайдай.

Но он быстро смирился с этим формальным недочетом. Жена-то была его — и только его. Его Ниной, «Нинком».

Свадьбу сыграли очень скромную — всё-таки женились студенты. Но отмечать это событие пышно и бурно Леня и Нина не стали бы в любом случае. Застолье, по сути, было устроено специально для Нининых родителей в их комнате в коммуналке. Здесь же молодые остались жить. Гайдай стал шестым обитателем 23-метровой площади. А через несколько лет появился и седьмой жилец — Оксана, единственный ребенок Леонида и Нины.

Вскоре после свадьбы Нине начало казаться, что Леня сильно изменился. Гребешкова словно бы обнаружила, что вышла замуж не за того человека, какого знала раньше. Уже в самом начале совместной жизни выяснилось, что Леонид на самом деле не очень-то разговорчивый и даже не такой уж веселый. Если во время памятных вечерних прогулок «жених» перманентно старался произвести хорошее впечатление на «невесту», то, став мужем, Гайдай немного замкнулся. Жена не сразу поняла, что это и было естественное для него состояние. Он любил молчать, размышлять, оставаться наедине с собой. Конечно, поначалу Нине было от этого несколько грустно. Она вспоминала их долгие прогулки-провожания. Теперь то время выглядело самым счастливым.

Гайдай всё держал в себе. Так, Нина отчетливо чувствовала, что муж ее очень ревнует, хотя сам Леонид ни разу ни в чем не упрекнул молодую супругу. Впрочем, и настоящих поводов для подобных упреков не было. Просто о том, что Гребешкова теперь фактически Гребешкова-Гайдай, знали лишь самые близкие люди. А отдаленно знакомые мужчины не упускали случая пофлиртовать с молодой привлекательной блондинкой, да еще и известной актрисой. Леонид переживал, однако ни во что не вмешивался.

Но он мог быть уверен в своей Нине так же, как и она в нем. В пятидесятые годы она активно снималась, а Гайдай был начинающим, никому не известным режиссером. В последующие десятилетия они как бы поменялись местами — Гребешкова куда реже появлялась на экране, поскольку полностью взяла на себя заботы о доме, хозяйстве, воспитании дочери, Гайдай же с середины шестидесятых стал считаться чуть ли не главным режиссером в стране, и о работе с ним мечтали решительно все киноактрисы. И тогда уже у Нины могло бы возникнуть немало поводов для ревности. Но Нина никогда не ревновала Леонида. Она знала, что ее благоверный — ценитель женских талантов и красоты, но могла не сомневаться, что он верный муж. Точно такой же, как Семен Семеныч Горбунков.

Гайдай, несомненно, увлекался прекрасными актрисами, снимавшимися в его фильмах, но только как актрисами. А серьезных, всамделишных увлечений наверняка не было. Нина Павловна уверена, что такому человеку, как Гайдай, было попросту неинтересно изменять жене. Высочайшая порядочность Леонида, проявляемая им во всех сферах жизни, — еще одна тому порука. Словом, пара Леонида Гайдая и Нины Гребешковой была образцовой. Сорок лет они прожили в любви и согласии, даже не помышляя о нарушении супружеской верности. Редко про какую «звездную» чету можно сказать то же.

Впрочем, если взаимная любовь была неизменна, то согласие в их семье иногда пошатывалось. Просто потому, что иначе не бывает. Хотя у Леонида, кажется, вовсе не возникало каких-либо претензий к жене, сама Нина время от времени находила поводы для споров и выражения протеста. Крупных ссор между супругами не было, но легкие размолвки периодически всё-таки возникали. «Инициатива», как и положено, шла от жены.

В первые месяцы супружеской жизни Нина, бывало, спрашивала у мужа:

— Леня, ты меня любишь?

На такой вопрос полагается не моргнув глазом ответить: «Конечно! А ты меня?» — и услышать тот же ответ. И так каждый день, пока не надоест. Естественный для молодоженов обмен нежностями. Но Гайдай не был бы Гайдаем, если бы принимал подобные условности. Поэтому на вопрос о любви он отвечал, как в Одессе, — другим вопросом:

— А что, об этом надо говорить?

Нина напрягалась:

— Ну а как же? Мне было бы приятно услышать, что ты меня любишь.

Но Гайдай только отмахивался:

— Нина, ты еще многого не понимаешь.

А когда Нина сшила себе роскошное платье, чтобы в нем отправиться с мужем в Дом кино на встречу Нового года, тот отреагировал не менее своеобразно.

— Ну, как тебе? — обратилась к нему жена, красуясь в праздничном наряде. Сама она никогда еще не казалась себе такой красивой, даже в день свадьбы. Но Леонид лишь сухо ответил:

— Хорошо.

— И только-то? — не поверила своим ушам Нина. — Может быть, тебе вообще не нравится это платье? А я ведь для тебя старалась — для своего мужа. Чтобы у него была самая красивая жена на мероприятии.

Леонид шумно вздохнул и, словно с неохотой, вымолвил:

— Нинок, ты должна понять, что ты некрасивая.

Вконец ошарашенная этим заявлением, Нина даже присела:

— Что? Как это?.. Зачем же ты на мне женился?

— У тебя много других достоинств, — сказал Гайдай. — И вообще, понимаешь, не надо казаться — надо быть. Надо быть самим собой. Всегда.

Гайдай, обладавший завидной самодостаточностью, и в других людях больше всего ценил это качество. А ведь далеко не каждый может похвастаться его наличием. Нина Гребешкова с годами менялась под влиянием мужа — и, как она сама считает, менялась в лучшую сторону. Хотя самодостаточности ей тоже всегда было не занимать. Одной из первых зарубежных стран, в которой побывала Гребешкова, стала Корейская Народно-Демократическая Республика. Оттуда Нина привезла лозунг «Чучхе и Чхоллима», что означает «самостоятельность и независимость». Эта формулировка стала Нининым девизом.

В обычной жизни данный девиз действительно гораздо больше подходил Гребешковой, чем Гайдаю. Ведь самодостаточность Леонида простиралась так далеко, что его просто невозможно было приучить к чему-то полезному, заставить разбираться в том, что его не интересовало. В большинстве бытовых вопросов Гайдай был чуть ли не бессилен. Он вовсе не являлся лентяем — напротив, с охотой брался за любую работу по хозяйству. Но ни к чему хорошему это обычно не приводило. В этом отношении Леонид походил на дядюшку Поджера — персонажа Джерома Клапки Джерома (кстати, одного из любимейших писателей Гайдая). Так, однажды он стал колоть на даче дрова и угодил лезвием топора прямо по своей больной ноге. Жене пришлось немедленно везти его в больницу.