Сергеем ящика Пал Иваныч достает топор, Жека и я берем ножи, а Зинаида Павловна зачем-то хватает огромные кусачки, которыми перекусывают проволоку или, например, пломбы на контейнерах с упаковкой из Китая.

Мы идем к елочке, и лишь Юлия Дмитриевна остается у стола. Младенец спит; наверное, его чем-то заранее накачали. А вот девчонка беспокойно смотрит на нас. Она сперва мычала через заклеенный фирменным скотчем рот, но затем успокоилась, может, решив, что про нее забыли. Если бы, солнышко, если бы.

Пал Иваныч вдруг резко подскакивает к девочке и, перехватив топор двумя крепкими руками, с огромной силой опускает его на плечо девчонке. Рука с частью плеча отваливается, а из огромной раны фонтаном брызжет кровь. Зинаида Павловна подскакивает и двумя резкими щелчками пытается откусить кусачками девочке груди, но груди еще слишком маленькие и ей это не удается как следует. Жека отпихивает бухгалтершу в сторону и уверенным движением распарывает еще живой бедняжке живот. Зинаида Павловна снова подскакивает, уже без кусачек, и начинает вытаскивать из огромной раны на животе кишки.

– А ну, курвы, помогайте! Это дело девочек – украсить елочку гирляндами.

Света и Вика нехотя ей помогают, а Машка мнется сзади.

– Да что ты там телишься? – Зинаида Павловна хватает машкину руку и впихивает ей туда кусок кишки. Вжик, вжик – нож Жеки разрубает кишку на порции, чтобы девушкам было удобнее наматывать их вокруг елки.

Я, наконец, подхожу к девушке сзади, хватаю ее за волосы, убранные в хвостик, и широким движением разрезаю горло от уха до уха. Кровь хлещет фонтаном на моих коллег, как и должно быть. Отшвыриваю нож в сторону и вытираю вспотевший лоб окровавленной рукой. Уже в шестой раз делаю эту работу, но все никак не привыкну, не то что Жека или Пал Иваныч.

– Пал Иваныч, пора, – Жека показывает директору на колыбельку.

– Сам знаю, – огрызается директор, срывает с елки одну из прошлогодних игрушек и душит ей младенца.

– И Аврааму нелегко было приносить в жертву Исаака, тем более тот уже был взрослый. А этот, может, и не мой вовсе, – бормочет под нос себе директор, и, кроме меня, его, наверное, никто не слышит.

– Все, хватит. Можем приступать, Пал Иваныч? – спрашивает у директора Жека.

– Да, – кивает тот и не оглядываясь, медленно бредет к столу, у которого прямая, как палка, и белая, как фарфор, стоит Юлия Дмитриевна. Уж ей-то не приходится сомневаться, что младенец в колыбельке – ее сын.

Жека тем временем уверенно и четко отрезает младенцу голову и насаживает ее себе на оттопыренный член. С головой на члене он начинает забег вокруг елки, на которую как раз закончили наматывать кишки девушки. Он пробегает два круга и передает эстафету мне.

Кто сколько кругов пробежит – столько процентов от продаж получит в довесок к окладу в этом сезоне. Мне обычно удается пробежать максимум два круга, но сегодня я бегу уже третий. Я прикидываю, какую прибавку к доходу мне даст этот один процент, и мой хер, до этого, несмотря на Виагру, довольно вялый и готовый вот-вот упасть, подскакивает вверх стальным колом. Прямо сейчас я готов оттрахать не только эту голову, но и весь мир! Пробегаю еще два круга, прежде чем немного успокаиваюсь и бросаю уже ненужную мне голову младшим коллегам. Нельзя быть слишком жадным – мы все слышали о том, что один из менеджеров однажды успел пробежать целых десять кругов. Его после этого уволили – потому что, во-первых, платить тебе десять процентов с оборота никто из руководителей никогда не будет (наценка в среднем всего пятьдесят пять-шестьдесят процентов), а во-вторых, пробежать десять кругов вокруг елки с отрубленной головой младенца на члене – это же какое-то извращение!

Девушки, в виду отсутствия у них члена, зажимают голову бедрами и пытаются так проскакать вокруг елки. Само собой, больше одного круга так проскакать никому не удается. Такой вот естественный стеклянный потолок. Петя, чтобы не использовать голову брата, отрезает голову детдомовской девчонке. Она намного тяжелее, но Петя успевает пробежать с ней два круга, прежде чем она срывается с члена и закатывается под ветки. Петя ложится на живот, достает голову и насаживает ее на макушку елки.

– Красивое, – комментирует Жека.

Машка вообще не пытается участвовать в состязании и блюет в углу. Витя и Сергей бухают у столиков, старательно игнорируя происходящее.

Мой член все еще до боли напряжен. Я подхожу к Свете.

– Даю тебе полпроцента от моего оборота, если не будешь ломаться.

Вижу, что она сомневается, но раз не послала сразу – просто хватаю ее за руку, разворачиваю спиной и вставляю. Она суха, напряжена и никак не реагирует на мои действия. Никакого удовольствия. Отпихиваю ее в сторону. Член все еще стоит. Передо мной оказывается Зинаида Павловна.

– Может, я подойду, казачок?

Она поворачивается ко мне спиной, наклоняется и руками разводит в стороны свои огромные полужопия. Я засаживаю ей в задницу.

– Эй, я не это имела в виду!

Но я не останавливаюсь – и через несколько секунд бухгалтерша начинает постанывать и подмахивать мне. Трахая, разглядываю черные волоски вокруг ее ануса.

– Эй, прекращайте вакханалию! Пора заканчивать Ритуал! Хер ли разошлись в этом году? – ревет нам директор.

Бредем к банкетным столам. Жека и Петя, кажется, только что вдвоем трахали Вику, но я не уверен. Сердце колотится. На столе уже разлит по стаканчикам коньяк, но перед тем, как выпить, я заправляю в ноздрю щепотку кокса. Замечаю справа от столов валяющихся там пьяных вдрабадан Витю и Сергея. Я первые несколько Ритуалов тоже сразу напивался, чтобы не видеть всего этого. Такая вот защитная реакция. Но карьерный рост с таким подходом невозможен, так что пришлось себя пересилить.

Пока мы с Жекой и Петей молча пьем, Пал Иваныч раскладывает на одном из столов Юлию Дмитриевну и начинает ее трахать. Сегодня ради дальнейшего процветания фирмы он обязан заделать нового ребенка. Ведь Ритуал – не только про смерть, но и про рождение, и про братство. Продавцы и покупатели, директора и менеджеры, взрослые и дети – мы все одинаково важные элементы мировой экономики, и каждое наше действие приумножает мировой ВВП. Убивая детей, мы должны и не забывать создавать новых, потому что без детей само существование нашей фирмы бессмысленно. Но и принося своими сладкими подарками детям радость, мы одновременно и сокращаем их жизнь, и портим их здоровье содержащимся в конфетах сахаром. И все мы – часть единой семьи, и имя нам – глобальный капитал,