Любовь мимолетна. Она приходит и уходит. Это похоть, обернутая красивым бантом, но обязательство просто так не проходит. Вот как я это вижу и, конечно, именно так это видит мой отец, так это видит и Королевский стол.

— Так это все, чего ты хочешь от брака? Обязательство?

Я перевожу дыхание, глядя на его бесстрастное лицо, задаваясь вопросом, что именно он пытается выведать у меня.

— Я всю свою жизнь знала, Коннор, что выйду замуж за сына Макгрегора. Меня познакомили с концепцией брака, долга и семейного наследия, когда я была всего лишь юной девушкой, сказали, что это моя единственная ценность для семьи. Мне до сих пор это говорят. Мой брак с Лиамом или мой брак с тобой, моя способность обеспечить эти союзы, это все, что имеет значение. И даже не то, что я получила образование в Гарварде, не то, какие представления и мечты я могла бы иметь о своей жизни, или мои интересы или увлечения. И все же вам, мужчинам, позволено иметь гораздо больше.

— Ты училась в Гарварде? — Коннор пристально смотрит на меня, и я смеюсь.

— Моя точка зрения точна, как никогда. Ты бы никогда не спросил, а мой отец не считал это настолько важным, чтобы упоминать. Впрочем, о моей девственности говорят достаточно часто.

Коннор направляется ко мне, его шаги быстрые и гибкие, и он оказывается на расстоянии вытянутой руки от меня, прежде чем я успеваю среагировать. Я интуитивно ощущаю, какой он высокий, мускулистый, ощущаю пряный аромат его одеколона и слабый привкус выхлопных газов и бензина от его мотоцикла, исходящий от него в мою сторону. Его голубые глаза пронзают мои, когда он смотрит на меня сверху вниз, его греховно полные губы изгибаются в ухмылке.

— Так как, Сирша О'Салливан? — Спрашивает он с сильным гэльским акцентом, перекатывая мое имя на языке. — Ты девственница?

Меня посетила мысль о том, что вероятно, мог бы сделать со мной этот его язык.

Я прогоняю эту мысль прочь, игнорируя дрожь между бедер.

— Да, — твердо говорю я. — Как я уже сказала, мне с юных лет внушали, в чем моя ценность и для чего это предназначено. — Я не могу сдержать нотку сарказма в своем голосе, но Коннор, кажется, этого не замечает.

— Значит, ты солгала тогда, на складе?

— Разве ты никогда не лгал ради общего блага, Уильям Дэвис? — Я многозначительно смотрю на него, не сбиваясь с ритма.

— И ты думаешь, что это высшее благо? — Коннор не отступает, и то, как он смотрит на меня, заставляет мое сердце пропустить удар в груди.

— Я рада, что ты, кажется, считаешь, что то, о чем ты думаешь, имеет значение. Но да.

— Это месть? За то, что Лайам не женился на тебе?

Я колеблюсь. Часть меня тоже задавалась вопросом, была ли я достаточно счастлива, чтобы согласиться с планом моего отца, потому что хотела причинить боль Лиаму.

— Я была бы снова лгуньей, если бы не сказала, что действия Лиама причинили мне боль, — тихо говорю я. — Отказ никому не приятен. Но дело не только в моих оскорбленных чувствах. Речь идет о наследии, о семье, о долге. И я скажу вот что… Лиам действительно причинил мне боль, и он действительно оскорбил меня, но, в отличие от других, я не верю, что это означает, что он заслуживает смерти. Он ответил за это, и он ответит за это снова, — подчеркиваю я, — если ты не вернешься домой, чтобы остановить это.

Коннор резко выдыхает, глядя на меня сверху вниз.

— Значит, я должен тебе верить, что мой брат никогда не прикасался к тебе, и никакой другой мужчина? Что, если я вернусь и женюсь на тебе, и ничего не получу, из того, что обещает твой отец, оставив все здесь?

Все, что я могу сделать, это не закатить глаза.

— Я не могу тебе это доказать, Коннор, — говорю я ему немного раздраженно. — Но во мне ты можешь быть уверен.

Он с любопытством смотрит на меня.

— Разве тебе никогда не хотелось потерять девственность? В конце концов, как ты сказала ранее, мужчины вокруг тебя, безусловно, могут делать все, что им заблагорассудится. — Он придвигается ко мне чуть ближе, его полные губы все еще ухмыляются мне, когда он приближается, стул у моих икр сзади, и мне больше некуда идти. — Я, безусловно, делал то, что мне нравилось. Уверяю тебя, Сирша, я далек от чистоты, а что касается моего брата и его подвигов перед этой русской девушкой, о которой ты упомянула…

— Мне не нужно об этом слышать, — огрызаюсь я, прежде чем он успевает пойти дальше и начать описывать мне реальные действия. Я не только чувствую небольшую, неожиданную вспышку ревности при мысли о Конноре с другой женщиной, мысль о том, что он описывает, без сомнения, грязные вещи, которые он делал с женщинами в прошлом, вызывает у меня покалывание на коже, которое, я знаю, делает пребывание здесь наедине с ним еще более опасным, боль между моих бедер усиливается и напоминает мне, что менее часа назад пальцы Коннора были в моих трусиках, трогали, потирали… — Нет, — выдавливаю я, вытесняя воспоминание о пальцах Коннора из своей головы. — Я не особенно хотела ее терять.

Коннор выглядит слегка удивленным.

— Почему нет? — Спрашивает он с неподдельным любопытством в голосе, и это помогает немного ослабить напряжение между нами.

Я пожимаю плечами, на мгновение почувствовав, что снова могу дышать.

— Я не видела никакого смысла отдавать ее какому-то другому мужчине из чистого бунтарства, — честно говорю я ему. — Мне всегда было суждено выйти замуж либо за твоего брата, либо за тебя, и вы оба близки мне по возрасту, ты на сколько, на пять лет старше? А Лиам моего возраста. Вы оба достаточно красивы. Я не видела причин лишать кого-либо из вас шанса лишить меня девственности и рисковать уменьшением шансов на удачный брак для моей семьи только ради того, чтобы трахнуться с каким-то парнем из студенческого братства, который, вероятно, даже не знает, где находится мой клитор.

При этих словах глаза Коннора округляются, и он громко смеется. Это резкий, отрывистый звук, как будто он не ожидал, что я скажу что-то смешное, его лицо так же поражено смехом, который вырывается у него, как и у меня.

— Я рад, что ты находишь меня достаточно привлекательным, — сухо говорит он низким голосом, когда эти яркие глаза снова останавливаются на мне. — Хотя я думаю, что ранее, на моем складе и в лифте, ты нашла во мне нечто большее, чем просто это. И… — он наклоняется ближе, наклоняясь так, что его губы оказываются рядом с моим ухом, его теплое дыхание касается моей раковины