Кэт наклонилась и уперлась лбом в руль.

– Может, не она… – сказала Лин.

– Ее даже и красивой-то не назо… – начала было Джемма.

Но не успела она договорить, как все три чуть не подпрыгнули – кто-то постучал в окно Кэт. Девушка, нагнувшись, с улыбкой смотрела на сестер.

«Ого… – подумала Джемма, затаив дыхание. – Да она писаная красавица!»

Кэт неуклюже опустила стекло.

– Извините, – сказала девушка. – Я ошиблась. Сначала налево, а не направо. Значит, налево, налево, а потом уже направо.

– Ха! – коротко бросила Кэт.

Лин наклонилась и боязливо помахала девушке.

– Огромное вам спасибо! – выговорила Джемма, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– Извините, – повторила девушка. – Налево, налево и направо.

– Да-да, – признательно произнесла Лин. – Мы поняли.

Девушка улыбнулась и пошла к своему подъезду.

– Хорошенькая. – Кэт не выпускала руля из рук. – Очень, мать ее, хорошенькая!

– Это не важно, – возразила Лин.

– А мне вот она не показалась хорошенькой, – сказала Джемма. – Какая-то скучноватая. Без изюминки.

– Может, поедем отсюда?

В тот вечер, когда Чарли жевал свой бесплатный чесночный хлеб, три сестры смотрели видео дома у Лин. Майкл приготовил им пасту. Кэт немного развеселилась, прочитав жуткую статью о Лин в журнале «Она». Мэдди упрямо болталась рядом, пока ей не пришло время укладываться и Лин не предложила всем троим научить ее играть в и́глу.

Эту игру придумала Кэт, когда они были еще совсем маленькими. Надо было спрятаться под белой простыней и представить себе, что они эскимосы и живут в и́глу. Поскольку эскимосы живут на Севере, где очень холодно, нужно было тесно прижаться друг к другу и трястись как можно сильнее, а еще лучше – стучать зубами. Иногда Кэт храбро вылезала на снег, чтобы на обед поймать рыбу или убить полярного медведя. Джемме и Лин на охоту выходить не разрешалось, потому что игру придумала Кэт, она и устанавливала правила: их обязанностью было сидеть в и́глу и поддерживать там огонь.

Они обожали играть в и́глу, особенно когда родители начинали ссориться. Как только раздавались вопли, Кэт командовала: «В и́глу, быстро!»

Мэдди не особо понимала смысл игры, но для Лин и Джеммы это был лишний повод обнять Кэт.

Джемма положила голову на бортик ванной, и вдруг ей стало очень неудобно: слишком жарко, слишком душно – аж голова разболелась. «С этими ванными, как с моими романами, – подумала она, – сначала „ах“ и „ох“, а потом ни с того ни с сего – скорее бы уж все закончилось!»

Она осторожно прошла по мокрым плиткам, щурясь на яркий свет. Протерев запотевшее зеркало, она отступила чуть в сторону и, обернувшись, посмотрела на себя через плечо, кокетливо надув губы. Втайне она считала, что с мокрыми волосами выглядит сексуальнее всего.

Секс…

Веселое занятие. Иногда ее удивляло, что с кем-то у нее мог быть секс. Это было, скажем так, немного шокирующе.

– Мужчины и женщины делают что? – переспросила восьмилетняя Джемма, когда мать усадила своих дочерей перед собой, чтобы открыть им суровую правду жизни.

Максин вздохнула и еще раз терпеливо объяснила самое основное.

– Не верю! – в ужасе воскликнула Джемма.

– Я тоже, – заявила Кэт и сложила руки перед собой. Она ко всему относилась с недоверием, а особенно к словам матери. – Выдумываешь ты все!

– Если бы… – ответила мать.

– Наверное, это все-таки правда, – грустно сказала Лин.

Как получилось, что эта девочка родилась, как будто зная уже все на свете?

Иногда, когда Джемма думала о сексе или даже занималась им, она, казалось, слышала отдаленное эхо того, что стало для нее ударом в восемь лет. «Боже мой… – думала она, глядя в потолок, пока очередной кавалер сосредоточенно елозил по ее телу, – ну вот что он сейчас здесь делает?»

Но охоты к частому сексу это у нее нисколько не отбивало.

Она поискала «Листерин» в шкафчике ванной и вспомнила, как сегодня утром в кухне Пентерстов стоял Чарли. «Грустное зрелище, – сказал он, заглянув в холодильник и обнаружив там подозрительно пахнувшую бутылку молока. – Ты, значит, и правда не готовишь?»

– Не-а.

Он закрыл дверцу холодильника и прислонился к ней спиной, сложив руки на груди.

– Ну и чем же ты будешь кормить меня, Джемма?

Он чуть-чуть неправильно произносил ее имя, делая ударение на второй слог, и у него получалось «Джеммá».

Она отвела его в местное кафе, где завтракать можно было хоть весь день, а хозяева безмятежно восседали на диванах, листали бесплатные журналы и газеты и посматривали на посетителей поверх своих особых предложений на завтрак.

Первое свидание, как всегда, было многообещающим. Возникало приятное чувственное напряжение, когда взгляды встречались, расходились и встречались снова. Чарли чуть краснел, а она обостренно воспринимала все: запахи кофе и бекона, горловину майки на карамельной коже его шеи, свою руку, которая тянулась за сахаром. Но все было странно знакомо, как будто она знала его тысячу лет, как будто в этом кафе они бывали уже миллион раз, как будто это была самая обычная суббота. Вместо того чтобы вываливать друг на друга информацию о работах, интересах, своих бывших и своих семьях, они лениво листали журналы, обмениваясь глупой информацией о знаменитостях и диетах:

– Представляешь, размер головы Николь доказывает, что она никак не могла быть счастлива с Томом!

– Посмотри на эту женщину! Она сбросила сорок килограммов, просто ходя по квартире. Муж говорит, что теперь она нравится ему гораздо больше.

А потом, когда на выходе Чарли спросил: «Что ты делаешь сегодня вечером?», – в его позе она заметила что-то беззащитное, а в его глазах, обращенных прямо на нее, – что-то веселое, и ей захотелось одновременно и засмеяться, и заплакать.

Сейчас, завернувшись в полотенце, ощущая во рту вкус мяты после «Листерина» (сегодня вечером они, по всей вероятности, в первый раз поцелуются), она прошлепала мокрыми ногами из ванной в спальню, чтобы выбрать самое обычное, самое непривлекательное нижнее белье, которое уж точно не соблазнит ее тут же лечь с ним в постель.

Она раздумывала о том, что вначале всегда все хорошо.

В ее воображении все четырнадцать ухажеров выстроились в очередь, в порядке появления: водопроводчик, любивший музыку кантри; смешной рыжеволосый очкарик – графический дизайнер, который говорил только о кино; здоровяк, который страшно боялся полысеть. В самом конце очереди, чуть презрительно улыбаясь, стоял Маркус, но видела она его гораздо четче и яснее, чем многих других. А самым ближним к ней, утробно посмеиваясь, оказался теперь Чарли. Чем ближе парни из очереди были к ней, тем ниже ростом они становились. Чарли был почти на голову ниже остальных.