я, крепко сжимая обувь между пальцами. То же самое я сделал бы с любым новым членом театра. Но я уже знал, что это не так. За то время, что я руководил труппой, в нее пришло довольно много танцовщиков, и я не сделал ничего особенного ни для одного из них.

Но это не означало, что подарок должен что-то значить. Это был маленький знак того, что Волков балет счастлив, что у него есть Прима. Никакого дополнительного смысла в этом не было.

Но вот поймет ли она это? Внезапно меня охватило сомнение. Воспримет ли Клара этот подарок как жест "добро пожаловать в театр" или как нечто, несущее в себе какой-то скрытый смысл?

Забудьте об этом. Что подумает Юрий, если узнает? Зная своего брата, я легко мог представить, как он изогнет бровь и, не произнеся ни единого слова, заявит, что знает о моем влечении к той самой женщине, которую он практически готов был запретить мне даже нанимать, не говоря уже о том, чтобы привлечь ее в нашу жизнь.

К черту Юрия. Пусть он отвечает за хореографию, а не за меня. Неважно, что думает он, но важно, что подумает Клара. На секунду я задержал взгляд на розовых атласных туфлях. Я держал их перед собой, рассматривая, пытаясь понять, что она может неправильно понять из этого подарка, но потом снова передумал. Это была всего лишь пара туфель, черт возьми. Она может принять подарок за то, чем он был — бессмысленным предметом, который носят все танцовщицы с тех пор, как купили свою первую пару балеринских тапочек. Я определенно слишком много думал об этом.

Я спустился в главный зал, чтобы попытаться застать Клару в конце ее первой репетиции в качестве официального члена театра и вручить ей приветственный подарок. Мне хотелось проверить, все ли с ней в порядке и хорошо ли к ней относятся другие танцоры.

В коридоре я прошел мимо Юрия, который отчитывал Беллу за то, что она нахамила Кларе в гримерке. Он рассказал мне об этом инциденте и был удивлен тем, что Клара ни словом не обмолвилась об этом, при нашей встрече, когда обсуждали ее контракт. Обычно я старался сдерживать Юрия, но в этот раз я хотел, чтобы каждый танцор в труппе знал, что если он наедет на Клару, это будет иметь последствия. Я не хотел, чтобы она пережила настоящее жизненное потрясение, вернувшись к любимому ремеслу, и столкнулась со всяким безумным дерьмом изнутри театра.

Как только станет известно, что она вернулась в балет, ей придется столкнуться с этим из внешнего мира, каким он и был. К сожалению, я ничего не мог поделать с этим фактом, как бы мне этого ни хотелось. Но я ненавидел драмы и не хотел, чтобы в театре творилось что-то неладное. Это не только повлияло бы на настроение всех, но и оттолкнуло бы Клару, прежде чем она успела бы освоиться.

Но когда я вошел в театр, то быстро понял, что опоздал. Репетиция уже закончилась, и большинство танцоров разошлись.

Я направилась к гримерке, улыбаясь и приветствуя выходящих из нее людей, только что принявших душ и переодевшихся. Поскольку я был уверен, что видел всех, кроме Клары, я без колебаний вошел туда, чтобы увидеть ее. Если все остальные были одеты, то и она должна быть одета. И застать ее одну было для меня самым лучшим способом сделать это.

Я усмехнулся, представив, как засветится ее лицо, когда она увидит туфли. Они были похожи на те, что она надевала на прослушивание, хотя эти, безусловно, были гораздо новее: розовый атлас не пострадал от износа, ленты были чистыми и не потрепанными, ожидая, когда их обернут вокруг сильных, стройных лодыжек, которые вели к упругим стройным икрам, которые вели к бедрам, которые просились оказаться… стоп, мне действительно нужно остановить свои мысли. Это были туфли, а не сексуальное нижнее белье.

— Клара, — позвал я, и голос эхом разнесся по пустой комнате. — Клара, ты еще здесь?

Когда она мне не ответила, я начал думать, что, возможно, я ее пропустил, и она действительно оделась быстрее всех и уже вышла из театра. Я повернулся, чтобы уйти, и в этот момент услышал грохот с другой стороны комнаты, где дверь в душевую была слегка приоткрыта.

Войдя в выложенную плиткой комнату, я снова позвал. — Клара, у меня для тебя кое-что есть. Я хотел отдать тебе это сейчас, пока…

Твою мать!

Мой голос оборвался, и я замер посреди комнаты, как статуя, когда увидел ее, вышедшую из душевой кабинки. Мои конечности словно заледенели и застыли на месте, хотя все во мне болезненно нагрелось. Мой мозг кричал, чтобы я двигался, но тело не обращало на это никакого внимания.

Клара была практически голая…

Мне нужно было убираться оттуда или хотя бы для приличия отвернуться. Я не сделал ни того, ни другого. Вместо этого я медленно провел глазами по ее фигуре, вбирая в себя каждый сантиметр самого великолепного зрелища, которое я когда-либо видел.

Это тело! Ее голая попка была не только в форме сердца, но и прекрасно вылеплена, и мои пальцы мгновенно скрючились, словно желая схватить ее и не отпускать. А когда она повернулась ко мне лицом, с блестящими от душа грудями, я обнаружил, что крыло, которое я видел раньше, принадлежит изысканно выполненному голубю в полете. Я не мог оторвать глаз от головы птицы, которая лежала прямо над тем местом, где сердце Клары должно было биться с каждым ее вздохом.

Казалось, что я никогда раньше не видел сисек, но это было не так. По крайней мере, таких великолепных, как у нее. Она была просто греческой богиней.

Когда капелька воды нехотя освободилась от захвата туго зажатого соска и скользнула вниз по плоскости ее живота, я проследил за ней до того места, где ее рука сжимала перед собой мочалку. Мне тут же захотелось вырвать ее из рук, чтобы посмотреть на то, что, как я знал, должно было быть абсолютным совершенством. Я был взрослым человеком, и все же один-единственный квадратик белой ткани, прикрывающей ее половые губы, был способен превратить меня в слюнявого идиота.

Я вдруг понял, что таращусь на нее, как неопытный подросток, с открытым ртом и все такое. Если раньше она не думала, что я на нее запал, то теперь точно так подумает. Я не мог перестать смотреть на эту гребаную мочалку, надеясь, что она уронит ее на пол.