уродов со свастиками. В библиографии советских рок-публикаций значатся три статьи, посвященные "Секс Пистолз". Вот названия всех трех: "Как бороться с хулиганством", "В коричневой аранжировке", "Машина обмана". Попытки доказать, что панки — это не "Национальный фронт", подкрепленные ссылками на коммунистическую "Морнинг Стар" и цитатами из песен "Клэш", не давали большого результата: имидж "наци-панков" был создан крепкий[29]. А свастика в нашей стране, как вы сами понимаете, никак не может служить популярности, даже скандальной.

Однако главная причина фиаско панк-рока мне видится в другом — в том "русском" понимании музыки, о котором я уже говорил, касаясь "Битлз". У нас нет традиций играть рок быстро, нет традиций играть "грязно". Наверное, любовь к мелодии и чистому звуку заложена генетически. Чем еще можно объяснить громкую популярность в конце 70-х скучноватых "Иглз" и "Пинк Флойд" и полное, тотальное неприятие "Секс Пистолз" (хотя все знали это одиозное название)? И "посвященные" коллекционеры, и сами рок-музыканты полностью разделяли эту позицию. Хорошую песню "Кого ты хотел удивить?" со словами: "Ты можешь ходить как запущенный сад и можешь все наголо сбрить, и то и другое я видел не раз" — Макаревич на концертах стал торжественно посвящать панкам. "Да видел ли ты у нас хоть одного панка?" — спросил я его однажды, возмущенный такой демагогией. Он ничего не ответил, но посмотрел на меня очень выразительно. По-видимому, давая понять, что от панка это и слышит. Меня обвинял в злостном снобизме, искренне восклицая: "Но ведь эта музыка не может нравиться!"

Несколько лет назад западных журналистов очень интересовал "советский панк". Когда я говорил: "Практически у нас нет панк-рока", они не верили и смотрели на меня так, будто я злостно утаиваю от них некое сокровище или просто боюсь разгласить "секретную" информацию. "Не может быть, мы слышали, что у вас есть такие группы — но они запрещены, конечно…". Хорошо, скажем так: у нас не было групп, которые играли панк-рок так, как его понимают на Западе. Были ансамбли с "панковским" подходом к текстам, были ансамбли, никогда не выходящие из своих подвалов, но, как правило, они практиковали "хэви метал", или электро-поп, или даже фолк-рок, но вовсе не панк. Панк-рок у нас долгое время был столь же экзотичен, как, скажем, плод авокадо, — все слышали название, но мало кто знал, что это такое на самом деле. Пожалуй, только в 1987–1988 годах появление нескольких необузданных сибирских групп убедило меня в том, что настоящий, "недекоративный" панк-рок может у нас существовать.

Однако вернемся в Москву, в осень 1979 года. На полных парах готовилась "Черноголовка-II". В этот раз все должно было быть совсем серьезно: шестнадцать групп из шести городов. Некоторые из них я никогда раньше не слышал, а просто выбрал интуитивно, основываясь на смутных слухах и рекомендациях. И объем работы, и ажиотаж были куда больше, чем год назад. Моей месячной зарплаты (130 рублей) не хватало на оплату междугородных телефонных переговоров. Катастрофическое положение было с билетами, набралась целая толстая папка заявок от почти всех главных газет и журналов, радио и ТВ с просьбами об аккредитации и предоставлении места в зале. В конце концов заявки не пригодились, и папка до сих пор валяется где-то у меня в стенном шкафу. Как память.

"Аквариум-76"

(БГ на заднем плане)

Фестиваль был отменен за два дня до начала. По неизвестной причине (скорее всего, из желания схлопотать лишнюю благодарность или просто "подстраховаться") ногинские компаньоны принесли всю фестивальную документацию первому секретарю Московского городского комитета комсомола, некоему Борцову. Ознакомившись со списком участников, Борцов выразил удивление: "Фестиваль вокально-инструментальных ансамблей? Что-то не знаю я ни одного из этих коллективов… Вот, скажем, "Кон-Тики" — откуда ансамбль?" — "Из 1-го Медицинского института…". Немедленно последовал звонок в комитет комсомола института. Местные ребята то ли испугались голоса из заоблачных высей, то ли в самом деле были не в курсе, но помощнику Борцова они сообщили, что ничего о "Кон-Тики" не знают. "Вот видите, товарищи, даже в родном институте о ваших ансамблях не слыхивали, а вы их на фестиваль! Нет, такого фестиваля я разрешить не могу"[30]. Обидно было то, что его разрешения и не требовалось, необходимости идти и "согласовывать" что-либо не было никакой. Но раз уж шеф столичного комсомола запретил, пригородные активисты не могли ослушаться.

Приятно было узнать все это вечером по телефону. Часть групп удалось предупредить об отмене буквально за считанные часы до отхода их поездов. Часть не удалось — они были уже в пути. Коллеги из журнала "Студенческий меридиан" помогли организовать "альтернативную" площадку: 300-местный конференц-зал на 20-м этаже издательства "Молодая гвардия". И эта траурная церемония по несбывшемуся фестивалю, приютившая проигравших и неудачников, неожиданно вылилась в один из лучших рок-концертов, какие когда-либо знала Москва. Беспечная столица наконец-то увидела и услышала то, о чем и мечтать не могла, — советскую "новую волну".

История появления "Аквариума" на фестивале примерно такова: поскольку все более или менее известные ленинградские группы того времени ("Земляне", "Россияне", "Аргонавты") были достаточно ужасны, пришлось спросить Андрея Макаревича как эксперта по Питеру ("Машина времени" ездили туда почти каждый месяц), нет ли там чего-нибудь малоизвестного и оригинального. "Пожалуй, только "Аквариум", — ответил он. — Это такие красивые акустические песни, с флейтой и виолончелью… Тексты интересные. Скорее, философские". Не могу сказать, что рекомендация очень вдохновляла, но я позвонил лидеру "Аквариума" Борису Гребенщикову и спросил его прямо: "Что вы играете?" В ответ он начал перечислять фаворитов и направления и, в частности, упомянул Лy Рида[31]. В первый раз в жизни я услышал имя Лу Рида из уст отечественного рок-музыканта. Это интриговало, и вопрос был решен: "Все в порядке, Борис, покупайте билеты…"

"Силоли", Мартин Браун — второй справа

На сцену вышло шесть человек лет двадцати пяти — двадцати шести: Боря с гитарой, ритм-секция, виолончелист, флейтист и фаготист. Одеты были они довольно мило и неряшливо — старые джинсы, майки, мятые пиджаки. На сцене держались свободно — хихикали, пританцовывали, о чем-то болтали друг с другом. Когда певец, настроив гитару, надел узкие черные очки, зал затаил дыхание: все это становилось похожим на пресловутый "панк"… "Наш ансамбль состоит при Доме культуры металлического завода. Мы играем для рабочих. И им эта музыка нравится" — с этого предисловия началось выступление. Теперь можно было загибать пальцы и