Адам смотрел на это чудо архитектуры и не мог оторваться. Он даже не думал, что на затерянных островах Тихого океана могло существовать что-нибудь подобное. И вдруг услышал тихий, ласковый голос:

— Красиво, не правда ли?

Данрейвен быстро оглянулся. На тропинке никого не было.

— Я здесь, — раздался тот же голос.

Он посмотрел вперед и увидел прекрасную фею, прислонившуюся к пальме так плотно, что, казалось, сама она была вырезана в стволе дерева искусным мастером. Но Адам мгновенно узнал ее. Нимфа на спине дельфина, незнакомка в доме для собраний, героиня его ночных грез смотрела на него черными глазами и улыбалась мягкой, загадочной улыбкой.

Данрейвен долго молчал. Наконец дар речи вернулся к нему.

— Ты говоришь по-английски? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Ойе, ойе!

— Кто тебя научил?

— Хейкуа, моя подруга. Мы с ней читали Библию.

— Тебе удобнее говорить со мной на своем языке? Я знаю не меньше трех его диалектов.

— Предпочитаю по-английски.

— Прекрасно. Но если тебе что-нибудь будет непонятно — скажи. Я с удовольствием повторю. Кстати, это очень полезно для совершенствования языка.

— Ойе! Пусть будет по-твоему!

— Итак, ты знаешь, кто я?

— Знаю, ты великий жрец, приплывший из далекой заокеанской страны.

— Совершенно верно. Ну, а теперь: кто ты?

— Я… я… Меня зовут Лили.

— Лили? Какое прекрасное имя! Скажи, Лили, ты боишься меня?

— Нет.

— Тогда почему всегда убегаешь?

Она подняла на него свои прекрасные глаза и тихо, очень серьезно сказала:

— Ты же сам знаешь почему.

Эта откровенность и особенно тон, каким островитянка ответила ему, заставили Адама смешаться и переменить тему разговора.

— Что это за место? — спросил он.

— Ты имеешь в виду остров?

— Для начала — да.

— Это — священная земля. Когда-то давно здесь жили боги. Хейкуа называет ее Райским садом.

— Нельзя не согласиться! Во всяком случае, такой первозданной красоты я не видел нигде! Насколько я понимаю, ты оберегаешь этот храм?

— В какой-то степени…

— А мне нельзя войти?

— Только при одном условии: ты никогда и никому об этом не расскажешь.

— Хорошо.

— «Хорошо» — этого мало. Поклянись.

— Клянусь!

— Тогда…

Они вошли в храм. И снова у Адама замерло дыхание от того, что он увидел. Стены полукруглого зала были покрыты удивительными фресками, с вкрапленными в них настоящими жемчужинами. Сюжетами для одних явно послужили местные легенды. Другие посвящались житию богов. Были и вполне земные картинки, связанные с бытом туземцев. А еще — многочисленные изображения всякого рода экзотических животных, птиц и рыб.

Но больше всего Данрейвена поразила акустика. В храме, как в исполинской морской раковине, звучали эхо морского прибоя, шелест листьев, дуновение ветерка, отдаленное пение птиц.

Звуки сливались, образуя сложнейшие аккорды, переходившие в завораживающую слух симфонию.

— Боже мой! — воскликнул Данрейвен. — Это же чудо!

Его слова наполнили зал. Адам поднял руки и отбил хлопками сложный пульсирующий ритм. Эхо повторило его вплоть до самых мельчайших оттенков. Он подумал, как великолепно звучал бы здесь его барабан. И какое неизгладимое впечатление произвел бы такой концерт на его коллег из Королевского географического общества! Ведь они даже не могут себе представить ничего подобного!

— Помни, никто не должен знать об этом, — снова шепнула ему таинственная незнакомка.

Он протянул руку и провел ладонью по ее густым и мягким волосам. Она с укором посмотрела на Данрейвена.

— Здесь непозволительны никакие вольности. Ибо это Храм любви.

— А что ты знаешь о любви, Лили?

— В Библии написано, что любовь — запретный плод.

Адам прыснул со смеху.

— Лили, милая! Запомни раз и навсегда: никогда не надо верить тому, что написано в книгах!

— Даже в Священном Писании?

— Тем более!

— Почему?

— Потому что выполнить все, о чем вещали пророки, просто невозможно. А потом, жизнь была бы такой скучной, если бы все следовали их заповедям!

Теперь уже рассмеялась Лилит.

— И Хейкуа говорит, что на свете нет ничего прекраснее запретной любви.

Адам хитро подмигнул ей и заговорщически шепнул:

— Хейкуа права.

— Послушай, великий жрец из заморской страны, а откуда тебе известна запретная любовь?

— Известна. А откуда — не скажу.

— Ты меня когда-нибудь посвятишь в эту тайну?

— Возможно, придет день, когда я это сделаю.

— Но не сейчас. Пока что я для тебя — запретный плод!

— Признайся, запретный плод, тебя когда-нибудь целовали?

— Нет, великий жрец, никогда.

— А тебе бы хотелось этого?

— Чего?

— Чтобы кто-нибудь тебя поцеловал.

— Кто именно?

— Тот, кто бы очень захотел это сделать?

— Ойе, великий жрец, это стало бы проявлением запретной любви?

— Вовсе не обязательно. Это может быть простым невинным поцелуем.

— Ты знаешь такого человека?

— Знаю.

— Кто же он?

— Я.

— Ты?! Ты хочешь меня поцеловать?

— Но имей в виду, Лили, что я очень давно ни с кем не целовался. Наверное, совсем забыл, как это делается.

— Даже так? Ну, тогда я с удовольствием с тобой поцелуюсь. Это даже интересно!

— Говорят, что поцелуй — искусство!

— Может быть.

Лилит было совершенно все равно, искусство поцелуй или нет. Главное, чтобы Данрейвен и впрямь после стольких лет воздержания не забыл, как это делается…

Адам нагнулся и обнял ее за плечи. Дыхание его стало прерывистым, а голос перешел на лихорадочный шепот:

— Лили, дай мне свои губы! Я хочу выпить их нектар…

Лилит подумала, что готова ему отдать куда большее. А что касается поцелуя, то не о нем ли она мечтала всю жизнь? И вот она почувствовала прикосновение теплых губ Адама к своим. Это был робкий, короткий поцелуй. Но Лилит ощутила, как закипает ее кровь. Следующий был более смелым и долгим. На третий у обоих не хватило дыхания.