– Как раз младший Рука называл фамилию Мирославский, но когда мне сообщили об этом, я просто отмахнулся. Я пытался говорить с Рукой-младшим, но ничего вразумительного от него не услышал. Якобы его отец что-то слышал в лагере на Колыме о тайном знаке, который был у графа, и все. Вот такие дела, Федор. Внучка Екатерина, названная в честь моей бабки, пытается найти место, где погиб мой отец. Если у нее получится, то и выяснится, как именно он погиб. В свое время я и смог бы что-то выяснить, но тогда это было небезопасно. А сейчас просто боюсь, что всплывет что-то, что может осквернить память об отце. Поэтому давай не будем…

– Хорошо. Но я все-таки постараюсь выяснить, кто проявляет интерес к вашему отцу, а также почему и от кого у Муравьева была записка с вашей фамилией.

– Это, пожалуй, можно объяснить. Я все-таки пересажал немало всякой мрази, возможно, кто-то пожелал отомстить.

– А вы сами верите в то, что сейчас сказали?

– Научил на свою голову, – проворчал отставной полковник. – Если честно, то нет. Не стоит копаться в этом. Вполне возможно, кто-то пустил слух, что у Мирославского несметные сокровища…

– Слух действительно был, в лагерях на Колыме об этом говорили. Есть у меня одна мысль.

– Но ни слова моим, – предупредил Иван Евгеньевич.

– Погоди, – рассердился Яков Лазаревич, – как это уволили? Почему? Я немедленно позвоню…

– Никуда не надо звонить, – остановил его крепкий мужчина. – Распалась наша фирма. Хорошо еще, поделили деньги и не остались нищими. А все шло к тому. Права была Анжелика.

– Что ты решил, Валентин?

– А что я могу? Не знаю. Конечно, буду что-то искать. Почему ты, папа, не уехал на Землю обетованную? В Израиль…

– Да потому что там не первый год идет война. Я тебе говорил, что надо заниматься пусть некрупным делом, но своим.

– Но тем не менее США, Франция и Англия и даже Германия и Япония живут…

– Россию долго сдерживали коммунисты, они отвернулись от Бога.

– Ладно, пойду приму ванну, а потом буду думать, чем заняться. Анжелика звонила?

– Уже три дня молчит. Я не знаю, что и думать.

– А кто приехал?

– Давид Шалон с бредовой идеей о том, что в России есть разгадка тайны Черного Джона.

– А что он сказал?

– Не понимаю, почему ты вдруг спросил? – сердито посмотрел на него отец.

– Да просто так. Почему он явился к тебе и заговорил об этом? Насколько я помню, ты всегда говорил, что Давид Моисеевич умный человек.

– К сожалению, я ошибался. А сейчас начинаю жалеть, что сказал об этом тебе. Надеюсь, ты не будешь…

– Разумеется, нет. А сейчас, с твоего разрешения, я приму ванну.

– Зря я сообщил ему о словах Давида, – пробормотал Эйверман.

– Да он ничего не желает слушать, – сердито сообщил по телефону Шалон. – Хотя мне показалось, что я сумел заинтересовать его.

– Папа, – вздохнул сын, – зачем ты все ему рассказал? Надо было только попросить его вывести тебя на Мирославских.

– Подождите, Алон, как это выглядело бы? К тому же я не уверен, что Яков хорошо знаком с Мирославским.

– Он его вообще не знает. У него есть знакомый, ты его тоже знаешь, который мог бы пригодиться.

– Кого ты имеешь в виду?

– Василия Аркадьевича. Позвони ему.

– Но позволь, он и я – старые недруги.

– Позвони, папа, – твердо повторил сын.

– Знаешь, – сказал полный лысый мужчина, – я всегда был против таких отношений…

– Перестань, Вася, – ответила упитанная женщина. – Пойми, что твои претензии…

– Извини, дорогая! – Он взял другую телефонную трубку.

* * *

– Я думаю, он не просто так приехал и пытается что-то выведать у отца, – сообщил по телефону Валентин.

– Слушай, ты, – зарычал абонент, – ты должен десять кусков евро, и мне твои байки на хрен не упали! Если завтра не принесешь, я не буду включать счетчик, а просто прихлопну тебя как муху. Въехал?

– Но погоди…

– Все. Завтра жду бабки! – Телефон отключился.

– Черт! Что же делать? Где я возьму такие деньги? Эх, черт, неделей позже разошлись бы, и все было бы нормально. А ведь можно…

– Понял, – сказал по телефону Абдулла. – Все будет исполнено.

– Но не раньше, чем я прикажу, – послышался ответ.

– Все будет исполнено.

Канада, Сет-Иль

– Где бумаги дяди? – спросил Вилли привязанного к стулу пожилого негра.

– Я не понимаю, о каких бумагах вы говорите, – ответил тот.

– Откуда ему знать? – усмехнулся Блойд. – Он же, черномазый, неужели твой дядя, ариец, мог…

– Этот черномазый – его преданный пес. И наверняка обо всем знает.

– Тогда вопросов нет. – Блойд присел перед негром и прикурил сигару. – Ну и дерьмо эти сигары! – Он сплюнул и выдохнул дым в лицо негру. – Слушай, ниггер, или ты скажешь все, что знаешь, или я тебя поджарю. Хотя… Вилли, – не поворачиваясь, попросил он, – скажи кому-нибудь, чтобы принесли тазик с кипятком. Посмотрим, какого цвета станет черная кожа после того, как ноги опустят в кипяток! – Он засмеялся.

– Не трогайте его, – послышался женский голос. – Я все скажу.

– А это еще что за чучело? – Блойд обернулся и увидел стоящую в дверях худенькую молодую негритянку.

– Его дочь, – ответил Вилли.

– Отлично. Где вы ее выхватили? – спросил Блойд двоих крепких парней, стоявших за спиной негритянки.

– Да она сама подошла, – ответил один. – И стала говорить про какого-то Карла.

– Карл – сын дяди, – сказал Вилли. – Неужели он влез в это дело? Он был здесь?

– Да, – ответила девушка. – Он был, когда заболел хозяин.

– Черт бы его подрал, – процедил Вилли.

– Но тогда, Вилли, почему дядя не говорил тебе об этом? – спросил Блойд.

– Тьфу ты! – Вилли усмехнулся. – Как я сразу не вспомнил. Он говорил о бумагах, которые где-то спрятаны. И еще что-то…

– За документами приехали трое, – сказала девушка. – Говорили по-английски, но плохо. Искали Карла. Одного они называли то бароном, то Густавом. Они тоже спрашивали о бумагах, но папа ничего им не сказал.

– Мы не тронем ни тебя, ни твоего отца, – сказал Вилли. – Где Штольц-старший хранил бумаги? Я знаю, что он не доверил их Карлу. Он пытался что-то сказать мне, но не успел. Я заплачу тебе тысячу американских долларов, если ты скажешь, где Фридрих Штольц хранил бумаги.

– Их искал Карл, – раздался стонущий голос пожилого негра, – но никто не знает, что это за бумаги и где они. Я слышал, как несколько лет назад господин Штольц разговаривал с каким-то русским. Они говорили о каком-то графе, у которого что-то есть, чего не хватает, чтобы узнать тайну пирата. Больше я ничего не знаю.