Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она закрыла дверь. Потом мимо Лешки в кабинет прошла невысокая полная стриженая женщина. Дверь осталась полуоткрытой, и Лешка услышал ее удивленный голос:
— Да куда я возьму, Ольга Васильевна? Вы же знаете — у меня все переполнено!
Невнятный голос заведующей что-то ответил, и Русакова устало сказала:
— Хорошо. Где этот мальчик?
Алексей Ерофеевич позвал Лешку.
— Подойди ближе, Горбачев, — сказала заведующая. — Пойдешь с Людмилой Сергеевной в детский дом и будешь там жить. Документы твои мы разыщем. Будешь вести себя хорошо?
Она подождала ответа, но Лешка смотрел в сторону, на телефон, и молчал.
— Пойдем, мальчик, — сказала Людмила Сергеевна и пошла к выходу.
Алексей Ерофеевич поблагодарил заведующую и вышел вслед за Лешкой. Молча они дошли до угла. Здесь Алексей Ерофеевич остановился:
— Ну, тезка, давай попрощаемся, мне пора на теплоход. Да перестань ты в землю смотреть! — Он легонько приподнял за подбородок насупленное Лешкино лицо. — Учись, работай. Становись человеком. Чтобы люди тебя уважали… — Алексей Ерофеевич улыбнулся: сейчас он повторял Лешке слова, которые когда-то говорил ему отец. — Придет снова «Гастелло» сюда — свидимся, а нет — я тебе пришлю адрес, и ты будешь нам писать о своих делах. Идет?
— Ладно, — с трудом выдавил Лешка.
Алексей Ерофеевич записал адрес детдома, попрощался с Людмилой Сергеевной и сжал обеими руками Лешкины плечи:
— Будь здоров!
— До свиданья, — сказал Лешка; губы его дрогнули.
Он понимал, что слова эти пустые: свиданье будет неведомо когда, да и будет ли еще?..
Людмила Сергеевна шла очень быстро, Лешке приходилось шагать вовсю, чтобы не отставать.
У поворота он оглянулся. Алексей Ерофеевич стоял на том же месте и махал ему фуражкой. Лешка помахал в ответ и догнал Людмилу Сергеевну.
— Как тебя зовут?.. Алеша? Расскажи мне о себе.
Лешка сказал, что папа убит, мама умерла, никого у него нет и жить ему негде.
— А когда мама умерла?
Лешка ответил.
— И с тех пор ты беспризорничаешь?.. Что-то непохоже. Ну ладно, разберемся. Вот наш дом. Теперь это и твой дом.
Пройдя через сквер, они остановились у распахнутых настежь ворот из железных прутьев. От них тянулось длинное, в один этаж здание, во дворе виднелись два домика поменьше.
— Теперь это и твой дом, — повторила Людмила Сергеевна. — Убежишь?
Лешка молчал.
— Как хочешь. Никто тебя силком держать не станет. Сторожей у нас нет. Только не торопись — убежать всегда успеешь.
5
За сараем Лешка улегся среди остро и сыро пахнущих лопухов, высоких деревянистых стеблей лебеды и заложил руки под голову. По небу бежали легкие облака, такие же путаные и торопливые, как Лешкины мысли.
До вчерашнего вечера все было терпимо. Прежде всего Лешку заставили вымыться. Душевую ремонтировали, и мыться пришлось на кухне в большом круглом корыте, вроде обрезанной бочки. Называлась эта штука балией. Худая, словно высохшая от непрерывного жара у плиты, повариха Ефимовна налила в балию горячей воды, рядом поставила ведро холодной:
— Мойся сам, не маленький.
Лешка старательно намылился, но, как всегда, мыльная пена попала ему в глаза, и он сразу потерял интерес к этому занятию.
— Что ж ты себя наглаживаешь? — оглянулась Ефимовна. — Ты не гладь, а мойся.
Она отложила поварешку, схватила мочалку и принялась сдирать с Лешки кожу. Розовый, будто ошпаренный, Лешка вырвался наконец из цепких рук Ефимовны, надел чистые трусы и рубашку, принесенные кастеляншей, и вышел обживать новый мир.
Он был невелик. Половину дома, выходящего на улицу, занимала столовая, к ней была пристроена кухня. Вторая половина, отведенная под комнаты для занятий, сейчас пустовала. Кровати, свежевыкрашенные голубой краской, стояли посреди двора. В помещении пахло сыростью, олифой, пол был зашлепан глиной и мелом. Здесь шел ремонт. В доме справа, у ворот, помещалась канцелярия, она же — кабинет Людмилы Сергеевны. Рядом, в большой, просыхающей после ремонта комнате, были настежь распахнуты окна.
Лешка заглянул в одно из них. Посреди пустой комнаты стояла швейная машина, за ней сидела рослая, полная женщина в роговых очках. Во рту ее дымилась сигарета. Женщина щурилась от дыма, разглядывала детский ситцевый сарафанчик и басом пела:
Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни…
Потом положила сарафанчик под лапку машины, тронула колесо, и машина застрекотала. Вокруг стояли четыре маленькие девочки и зачарованно смотрели на прыгающую лапку.
— Вот и готово, крошки, — сказала женщина и торжественно, словно бальное платье, подняла сарафанчик за плечики. — Кто хочет померить?.. Все хотите? Тогда по очереди. Иди сюда, Люся…
В глубине двора находились спальни и кладовая. Кладовая была заперта, а спальни пусты. В стороне, справа, возле открытой конюшни, стояла телега, рядом с ней серый мерин махал хвостом и сверху вниз мотал головой. К нему подошел коренастый мальчик такого же роста, как и Лешка, взял повод, поставил мерина между оглоблями и начал запрягать. Мерин вислыми губами старался поймать его руки.
— Балуй у меня! — строго сказал мальчик, полез в карман и достал кусок хлеба.
Мягкие губы лошади немедленно схватили его. Мальчик подождал, пока лошадь съест хлеб, потом надел хомут. Делал он все неторопливо и уверенно. На Лешку он взглянул мельком, без всякого интереса и больше не оглядывался.
— Ты кто, детдомовский? — спросил Лешка.
— Який же еще? Известно, детдомовский, — помолчав, ответил мальчик и начал затягивать супонь.
Достать коленкой до деревянных клешней хомута он не мог и упирался ступней, что есть мочи задрав ногу.
— Как тут жизнь? — опять спросил Лешка.
Паренек затянул супонь, подвязал вожжи и только тогда ответил:
— Жизнь как жизнь. Обыкновенная. Ты что, новенький?
— Новенький.
— Ага, — неопределенно отозвался паренек и тронул вожжи.
Лешка пошел дальше. За конюшней и домом стоял недостроенный сарай из шлакоблоков, а за ним пустырь зарастал лопухами, крапивой и лебедой. Должно быть, раньше пустырь был двором: возле забора высилась груда разваленной кирпичной кладки, рядом заросла травой бомбовая воронка. Возвращаясь во двор, Лешка увидел возле конюшни не замеченную раньше собачью будку. Скрываясь от солнца, в ней лежал большой желтый пес. Он скосил глаза на проходившего мимо Лешку и лениво закрыл их.
Во дворе бегали и шумели вернувшиеся откуда-то малыши. Из кухни вышла девочка постарше с красной повязкой на руке и застучала костылем о кусок рельса. Малыши крича побежали к столовой. Девочка с повязкой стала в дверях. Малыши, проходя мимо, показывали свои ладошки и заглядывали ей в лицо: пропустит или прогонит? Троих она прогнала; они побежали к умывальникам, стоявшим тут же, во дворе, поплескали на руки водой и прибежали обратно.
Лешка