Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 80
Перейти на страницу:

Она умолкла. Тысяча противоречивых чувств вспыхнули в душе монаха. Как бы хорошо он ни умел разбираться в самом себе, он не понял, насколько его тщеславию льстили похвалы красноречию и его добродетели и какое тайное удовольствие он испытывал при мысли, что молодая и, кажется, прекрасная женщина покинула ради него мир и пожертвовала всеми прочими страстями ради той, которую он внушил ей. Еще менее он заметил, что его сердце забилось от желания, когда тонкие белые пальцы Матильды нежно пожимали его руку. Однако постепенно он начал приходить в себя, его мысли прояснились, и он почувствовал всю возможную щекотливость своего положения, разреши он Матильде остаться в монастыре теперь, после ее признания. В тот же миг он снова нахмурился и вырвал у Матильды свою руку.

— Неужели, сеньора, — сказал он ей, — вы серьезно надеетесь, что я разрешу вам остаться здесь? Но даже если я вам это разрешу, на что вы рассчитываете? Неужели вы думаете, что я когда-нибудь отвечу на столь богопротивное чувство?

— О нет, отец мой, я и не надеюсь внушить вам чувство, подобное моему. Я прошу только позволить мне проводить хотя бы несколько часов в день возле вас. Единственное, о чем я прошу: ваша дружба, ваша снисходительность, ваше уважение. Мое обычное смирение и моя сдержанность, как и прежде, будут порукой, что я никогда ничего другого от вас не потребую.

— Но моя совесть, сударыня? Как могли вы вообще даже подумать о том, что настоятель будет прятать в монастыре женщину, которая к тому призналась ему в любви? Вам грозит разоблачение, а я нисколько не хочу подвергать себя опасному искушению.

— Искушение? Забудьте о том, что я женщина, и вот уже нет искушения. Не бойтесь того, что, увлекаемая желаниями, противоречащими вашим обетам и моей собственной чести, я попытаюсь увлечь вас с пути долга. Ведь я люблю вас, Амбросио, за вашу добродетель, а не за что-нибудь иное; потеряв ее, вы тут же теряете и мою привязанность. Или вы боитесь, что я буду вас искушать? Но ведь во мне опьяняющие удовольствия мира всегда вызывали лишь презрение, ведь моя привязанность к вам зиждется лишь на мысли, что вы — исключение среди человеческих слабостей. О, заклинаю вас, пусть у вас будет обо мне более высокое мнение, как и о себе самом! Дорогой Амбросио, не лишайте меня своего общества, вспомните вашу клятву и позвольте мне остаться здесь!

— Невозможно, Матильда. Я убежден, что до сих пор вы повиновались самым чистым устремлениям, но если вы не хотите видеть неосторожность своего поведения, я был бы виноват, если бы не открыл вам глаза. Я должен остаться глух к вашей просьбе и рассеять саму тень надежды, которая будет поддерживать эти гибельные для вашего покоя чувства. Матильда, завтра же вас здесь не должно быть.

— Завтра, Амбросио, завтра! О нет, вы не это хотели сказать! Вы хотите привести меня в совершенное отчаяние? Вы не можете быть так жестоки…

— Мое решение окончательно, и вам надлежит повиноваться. Прятать женщину в этих стенах — это клятвопреступление. Законы нашего ордена недвусмысленны. Даже мои обеты заставляют меня открыть вашу историю всей братии. Я могу ответить лишь жалостью, и более ничем.

Произнеся эти слова нетвердым голосом, он поднялся с места и хотел уже идти к монастырю, когда Матильда, вновь бросившись к нему, удержала его громким восклицанием:

— Остановитесь, Амбросио! Еще минутку, одно слово!

— Оставьте меня. Ваша настойчивость мне тягостна; вам известно мое решение.

— Одно слово, одно лишь слово, и все!

— Оставьте меня. Ваши мольбы напрасны. Вы должны уехать завтра.

— Ну что ж, жестокий! Мне остается только одно!

С этими словами она выхватила кинжал и, рванув одежду, приставила острие к груди.

— Отец мой, я не выйду отсюда живой!

— Стойте, Матильда, стойте! Что вы делаете?

— Ваше решение не лучше моего. Только уйдите, и этот кинжал пронзит мне грудь!

— О великий Святой Франциск! Матильда, хорошо ли вы понимаете последствия вашего поступка? Вам так хочется погубить свою душу, навсегда отказавшись от спасения? Разве вы не знаете, что самоубийство — это величайшее преступление перед Богом!

— Мне все равно, — запальчиво ответила она. — Или вы своей рукой подарите мне рай, или моя рука отправит меня в ад. Говорите же, Амбросио, скажите, что вы будете моим соучастником, что вы скроете мою историю и что я останусь вашим другом и спутником — а не то этот кинжал узнает вкус моей крови!

Она подняла руку и занесли кинжал для удара. Глаза монаха с ужасом следили за оружием. Ее полуразорванная одежда приоткрывала обнаженную грудь. Острие кинжала было направлено к левой груди, и что это была за грудь, Боже мой! Лунные лучи, ярко освещавшие ее, позволяли настоятелю заметить ее ослепительную белизну. Его взгляд с ненасытной жадностью скользнул по прелестной округлости. Неизведанное доселе чувство переполнило его сердце странной смесью тоски и сладострастья. Пылающий огонь пробежал по его телу, и тысяча безудержных желаний воспламенили его воображение.

— Стойте, — вскричал он, теряя самообладание. — Я не настаиваю больше. Оставайтесь, искусительница, оставайтесь на мою погибель!

Сказав это, он вскочил и бросился к монастырю; когда он рухнул на свое ложе, голова его горела, лишая его способности думать или действовать. Какое-то время он не мог собраться с мыслями. Он был потрясен откровенностью Матильды и тем, как она добилась его расположения. Он вспоминал счастливые часы, проведенные рядом с нежным Розарио, и боялся за свое сердце, за ту пустоту, которую он ощутил бы в случае их разлуки.

Встревоженный обуревавшими его чувствами, он решил прибегнуть к молитве; он встал с постели, опустился на колени перед прекрасной Мадонной и стал умолять ее помочь ему одолеть свое преступное смятение. Затем он лег и уснул.

Немедленно его воспламененное воображение вернулось к тому же. Он видел перед собой Матильду с обнаженной грудью, повторяющую ему свои уверения в вечной любви. Она осыпала его поцелуями, и он ей их возвращал, страстно прижимая ее к груди. Затем этот образ бледнел. Иногда в его сне представала перед ним его обожаемая Мадонна, и он видел себя на коленях перед ней; он обращался к ней со своими обетами, и ему казалось, что глаза Мадонны изливают на него невыразимую нежность; он прижимался губами к губам Мадонны — они были теплыми, лицо оживало, выступало из рамы, приближалось к нему, и его чувства не могли вынести столь утонченного сладострастия. Его неудовлетворенные желания рисовали перед ним самые соблазнительные картины, и он погружался в неведомые доселе наслаждения. Он проснулся, стыдясь своих сновидений. Туман, опутавший его способность рассуждать здраво, теперь рассеялся. Он вздрогнул, когда увидел аргументы Матильды в их истинном свете и понял, что стал рабом вожделения, честолюбия и лести. Потрясенный грозившей ему опасностью и совершенно свободный наконец от своих тайных вожделений, он решил настоять на немедленном отъезде Матильды. Он уже был не так уверен в своем целомудрии и чувствовал, что не в состоянии бороться против страсти, от которой прежде считал себя свободным.

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 80
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?