– Да наплевать мне, глубоко наплевать, виновна она там или нет! Да, конечно, я понимаю, это был мой отец, но Богом клянусь, вы и представить не можете, каким он был узколобым и нетерпимым! Деньги были в его руках, «право кошелька», и он вовсю этим пользовался. Нам обоим не давал позабыть, что против этого оружия мы бессильны. Нет, запретить мне перебраться в Лондон он, конечно, не мог, но зато позаботился о том, чтобы я перебивался с хлеба на воду. На ваш взгляд, эта комната, наверное, выглядит просто убого, однако это сущий дворец по сравнению с теми, где я обретался в последние месяцы… – Он помолчал и продолжил: – Так чего, черт побери, вы от меня ждете?

– Скажите, были у вашего отца враги? – спросил я, сам не зная зачем.

– Таких, чтобы могли убить, нет, не было. Игра не стоила свеч.

– Но ведь миссис Росс тоже могла так считать, верно?

– Верно. Остается только убедить в этом суд.

– То есть вы всерьез полагаете, что она из тех женщин, которые способны придушить своего мужа?

Он «заметался» взглядом по комнате, словно не знал, куда деть глаза. То на одну стену посмотрит, то на другую, то на литографию с изображением котят в корзинке, то на огромный в раме эстамп, на котором, небрежно перекинув через плечо львиную шкуру, красовалась девица, а семейка тигров жадно поедала ее глазами.

– О господи! – наконец вскричал он. – Да я просто не знаю, что думать! Я сам не свой с тех пор, как это все началось. Поначалу, конечно же, не поверил. Но какие есть еще варианты? Не мог же он сам себя удушить. И потом этот камешек из кольца в постели, и подушка, измазанная в крови… От такого не отмахнешься, и объяснения не найдешь, разве только принять сторону одиннадцати присяжных.

– Там была горничная.

– Марта? Ну не станете же вы подозревать Марту! – Он хохотнул. – Отец ей даже гроша не оставил.

– И ключа от дома ни у кого не было?

– У меня был, когда я там жил, но отец отобрал его перед отъездом.

– Значит, он мог дать ключ кому-то еще.

– Мог, в принципе… Но кому? Разве что Айрин Кобб? Но она в жизни бы его не убила. Она обожала его.

– А что он сам о ней думал? – поинтересовался я.

– Ну, что она полезна. Слишком навязчива, может быть, но скорее всего ему это льстило. Господи, вы что, подозреваете, что между ними что-то могло быть?

– Нет, конечно же, нет.

– Да вообще, – убежденно воскликнул он, – разве может женщина удушить мужчину из-за того, что тот не влюблен в нее! Нет, она никак не могла. Такие страсти, на мой взгляд, не по ней.

– Разумеется, я ничего подобного и не предполагал. Однако мы не вправе упустить ни малейшей возможности, чтобы разгадать это дело, даже самой маловероятной, и если вы согласны со мной, что ваша мачеха невиновна, то, следовательно, виновен кто-то еще.

– И вы думаете, это могла быть мисс Кобб? Ах, ну да, вы же писатель! Тогда, конечно, вам положено всюду видеть интригу. Психологический роман можете выстроить на этой истории, роман с героиней, страдающей от несчастной любви.

– Ну, жизнь-то, она переплюнет любой роман, – сухо заметил я.

– Ну, если она обезумела, потеряла голову… – помолчав, проговорил он. – Но вообще-то как-то не верится, чтобы она могла… Впрочем, если припомнить вот что… Айрин как-то прислала мне письмо, уже после того как я уехал. Письма этого у меня нет, но я очень хорошо его помню. Она как-то прознала, что Виола передала мне некоторую сумму, и написала, что, уехав, я сделал ситуацию невыносимой. Раз уж я решился жить самостоятельно, написала она, то тогда по меньшей мере не должен брать денег отца. Он, дескать, в отчаянии и запретил ей видеться со мной, Виоле запретил то есть. Совершенно истерическое письмо. Она не могла не знать, какое воздействие оно на меня окажет.

– Вот именно. Интересно все-таки, был ли у нее этот ключ.

– Да если и был, сейчас она наверняка уже вернула его на место. Ведь на следующее утро она буквально вломилась в дом! Виола мне об этом рассказывала. А что, вполне в характере роли. Этакая невинная секретарша-энтузиастка… Но как тут что-нибудь доказать?

Я пересказал ему теорию Крука насчет веревки.

– Тут есть еще один нюанс, – сказал Гарри и даже несколько побледнел. – Довольно гнусный нюанс, но, думаю, лучше будет нам с вами его обсудить. Видите ли, в этом письме она высказала предположение, что… что Виола приезжала сюда, движимая иными побуждениями, чем просто привезти деньги или повидаться со мной. Только представьте! В конце концов, я сын ее мужа. Она знала меня с детских лет.

– Мисс Кобб в самом деле так написала?

– Да.

– Эх, жалко, что вы порвали это письмо.

– Жалко? А вы стали бы такое хранить?

Поневоле пришлось согласиться, что вряд ли.

– У меня есть один к вам вопрос, и заранее прошу простить за нескромность. А между вами что, и впрямь никогда не было подобных чувств?

– Никогда! – с самой истовой серьезностью ответил он. – Она была чертовски привлекательной женщиной и сто очков наперед могла дать любой из девиц, с которыми я встречался, но при этом я смотрел на нее только как на жену отца. Только и исключительно. Никогда в жизни не думал о ней в каком-либо ином свете. Мне было ее жаль, потому что жизнь у нее была несладкая. Она и сама это признавала, и, больше того, она собиралась уйти от отца. Так она мне сказала. Не могла больше его выносить.

– Она не один раз к вам приезжала?

– Да. Для нее тут было прибежище, а я – единственный человек, с которым она могла поговорить по душам. С малознакомыми людьми не все обсудишь, а таить все в себе, бывает, нет сил. А кроме того, она держала меня в курсе событий. Ей хотелось, чтобы мы помирились.

– А отец был к этому готов?

– Только на его условиях и то, я думаю, короткое время. Но я нет, не был.

– Даже для того, чтобы порадовать миссис Росс?

– Даже для этого.

– Вы упомянули, что она сообщила вам о своем намерении с мужем расстаться?

– Да, сказала, что положение стало невыносимым. Он грубил ей, унижал при слугах. Думаю, Марстон переполнен слухами.

– Она делилась с вами своими планами?

– Сказала: пойдет работать. А что? Характера у нее хватает.

– Не сомневаюсь, но найти работу непросто даже женщине с сильным характером. Знаете, вашему отцу было с ней, видимо, нелегко.

– А ей с ним и того хуже. А потом… – Он запнулся и замолчал.

– Да?

– Не хотелось бы, чтобы об этом трезвонили направо-налево, но отцу моему грозило увольнение, и он это знал.

– Кто такое сказал?

– Беллман. Я ходил повидаться с ним, когда был в городе. – Беллман был директором школы, в которой служил Эдвард Росс.