Мы остановились в нерешительности перед небольшим, совершенно запущенным розарием у самого крыльца. Кусты были неподстрижены, цветы терялись в зарослях сорняков.

Должен сказать, что это место навевало недобрые предчувствия, у меня по телу пробежали мурашки.

— И что дальше? Что будем делать? — спросил я.

— Откроем дверь и проследуем в старый дом с призраками, — сказал пес. — Может быть, для безопасности, когда войдем, нам стоит разделиться.

— Что за безумная идея, — возмутился я.

— Когда вы найдете там громадные сандвичи, ах, как вы пожалеете, что сказали это! У меня есть носом полученные документальные свидетельства.

— Что еще за «безумная идея»? — поинтересовалась Люси.

— Что за документальные свидетельства? — пропел я под нос, чтобы не привлекать ее внимания.

— Ну как ты не понимаешь! — сказал Пучок.

— Документальные свидетельства? — удивилась Люси.

— Я просто сам с собой разговариваю.

— О документах?

— О да, — ответил я. — Я иногда размышляю над ними неделями.

— Прекрасно, — сказала Люси, но взгляд ее говорил противоположное.

Люси, которая все больше проявляла себя женщиной действия, метнув в меня напоследок этот беспокойный взгляд, шагнула вперед и нажала дверной звонок.

Не успел он смолкнуть, как из-за дверей донеслись странные крики:

— Убирайся! Вон отсюда! Это я вызвала тебя, Вельзевул, и ты должен покориться моему приказу. Ах! Дьявол овладел мной. Я втравила себя в это и теперь должна расплатиться! Ужас! О, ужас!

Пучок завилял хвостом.

В двери открылось смотровое окошечко, и в нем появилось искаженное страданием старушечье личико.

— Берегитес-с-сь у меня! — прошипела она, и окошко захлопнулось наглухо.

Пес гавкнул, и дверца опять распахнулась, так же быстро, как перед тем захлопнулась.

— Чего вам? — уже совсем другим голосом заговорила старушка. Чтобы вам легче было представить тон, вообразите бассета, который предупреждающе порыкивает, прежде чем залаять в полный голос.

— Скажите ей про кость, — попросил пес.

— Мы…

— Вы случайно не агенты по торговле недвижимостью? — подозрительно спросила она, стреляя в нас взглядом из дверной амбразуры.

— Да, — рявкнул Пучок.

— Мы принесли вам кое-что, — сказала Люси, — чтобы вернуть.

— Хотите уговорить меня продать поместье?

— Нет, что вы, совсем не то, — вмешался я. — Просто мы нашли то, что вы потеряли. Вот. — И я помахал кошельком у нее перед носом.

— Что это? — спросила она, подслеповато щурясь сквозь амбразуру. — Отсюда плохо видно.

— Кошелек, — сказала Люси. — Ваше портмоне.

— С колли?

— Совершенно верно.

— Ах, так вы принесли его обратно, — встрепенулась она. — Входите, входите, что же вы встали на пороге.

Окошко закрылось, и небольшая дверь, прорезанная в громадной шестиметровой створке, распахнулась. За дверью царила тьма кромешная, робкий вечерний свет не мог ее рассеять.

— Входите! — раздался женский голос из темноты.

Не успел я подумать дважды, прежде чем сделать шаг вперед, как пес уже прыгнул через порог и скрылся в дверном проеме.

Следом исчезла Люси. Я был вынужден устремиться за ними, хотя на задворках сознания гадал, что же, в самом деле, случилось с Вельзевулом и его демоническими ордами.

Я испытал некоторое облегчение, когда, оказавшись внутри дома, не столкнулся нос к носу с самим властителем тьмы во всем его мерзостном великолепии. Вместо этого я уткнулся лицом в пыльный бархатный занавес. Как только я зашел за него, мир растворился во тьме. Прошло какое-то время, пока глаза привыкли к отсутствию освещения.

К счастью, холл, как казалось неспециалисту, также был свободен от проявлений инфернального. Ни Люцифера, ни демонов в нем не обнаружилось, ни единого бесенка, ни даже зеленого чертика.

Я бросил взгляд на часы. Полдевятого на моем трясущемся запястье. Не было никаких мыслей — только нарастающая внутренняя дрожь, которая усилилась до такой степени, что тело уже готовилось рассыпаться на частицы.

Когда мир наконец стал выплывать из темноты, оказалось, что мы стоим в длинной зале, 40 на 10 футов. Здесь можно было запросто устроить зал для боулинга. Выбирайте сами любое из определений: престижный, импозантный, величественный. Трудно-отапливаемый, думаю, моя мама подобрала бы такой эпитет.

Освещение было очень тусклое, стены зеленые — цвета водорослей. Куда ни взгляни, повсюду картины, на которых изображены собаки. Причем никакой банальной сентиментальности. Собаки на полотнах представали какими-то долговязыми существами с искривленными конечностями, как будто кто-то рисовал собачьи тени на закате и смешал их с анатомическими рисунками и кусочками пейзажа.

Прямо передо мной оказалась небольшая картина, — прищурившись, я разглядел: в небольшой рамке, не больше чем десять на восемь дюймов, собаки играли в снукер.

Там, где не было картин, висели темно-красные шторы. Ни одной двери я так и не увидел, приглушенный электрический свет вызывал в памяти воспоминание о выставке, на которой мне довелось побывать, где посетителей проводили по внутренним органам гигантского человеческого тела. Казалось, сейчас раздастся голос экскурсовода: «Ну а теперь мы в камерах человеческого сердца. Вы представляете собой несомую потоком кровяного русла частицу. Белые кровяные клетки слева, красные справа, фотографировать со вспышкой запрещается».

— Да, — сказал я. — Разрешите представиться. Дэвид Баркер и Люси Майнивер, к вашим услугам.

— Пучок Баркер также к вашим услугам и готов принять любую еду, — отрапортовал пес.

— Вы не представили мне свое четвероногое, — напомнила пожилая дама.

— Это Пучок, — сказал я.

— А вы знаете, что система осушения подвалов в этом доме одна из первых во всей округе и до сих пор исправно работает? — заметил Пучок, выворачивая голову, чтобы понюхать плинтус.

— Восхитительно! — вырвалось у миссис Кэд-Боф. — Уже по осанке видно, что это животное благородных кровей.

— Проницательность! — азартно завопил пес. — Что за проницательность! Ясная и свежая, как кристальное утро!

— О господи, — выдохнул я. Никогда в жизни не чувствовал такого настойчивого желания сделать хоть глоток виски, но, кажется, этот момент наступил.

— Следуйте за мной в оранжерею, — позвала миссис Кей-Би, подхватывая щетку. Она раздвинула какие-то занавески справа от меня, толкнула скрытую за ними дверь и ступила внутрь.

Большинство оранжерей, в которых мне доводилось бывать, обычно представляли собой залитые светом просторные помещения, однако здесь нас ждало совсем другое. Всюду царила непроницаемая тьма, мрак, да и только. Тем не менее, неуверенно двигаясь за хозяйкой дома, я вступил в темноту, оставив Люси с Пучком где-то позади.