напрасно. Последней попыткой был теннис. Когда стало очевидным, что и здесь от Артема проку не будет, я сдался.

Нельзя сказать, что я поставил на Артеме крест. Ну, не вышло из парня спортсмена – бывает! В конце концов многие ни разу в жизни не надевали боксерских перчаток и не знали худшего наказания, чем игра в волейбол. Если бы дело ограничивалось только неприятием спорта, я бы пережил. Но у Артема начисто отсутствовал интерес к жизни! Казалось, оставь его одного – и не в тайге, а на улице города, – и он умрет с голода, даже не попытавшись раздобыть кусок хлеба!

Инга его защищала. Твердила, что всему виной мое воспитание. Что если бы он рос в нормальных условиях, то не было бы и половины проблем. Слова про условия меня раздражали. Я начинал заводиться и говорить, что миллионы парней живут в миллион раз хуже нашего сына, но она вздыхала: «Я не про деньги». «А про что? – кричал я. – Про что? Чего ему не хватает? Надо было его в Суворовское училище сдать, там бы научился драться и бороться за жизнь! Подрастет – от армии отмазывать не буду!» – «Ты хочешь, чтобы его убили в Чечне?» – «Мой сын так просто не дастся!» – «Ты же видишь, как он на тебя не похож…»

Когда я, тщательно подбирая слова, объяснил, что его похитили и требуют выкуп, реакция Инги была моментальной:

– Это все из-за твоих дел.

– Ясен пень, что не из-за твоих! Ты бы предпочла, чтобы я работал на заводе? Или тренером в школе? Поверь, у них еще больше проблем, чем у нас. И значительно меньше способов с проблемами справиться…

Посидев молча какое-то время, она слегка успокоилась.

– Ты им заплатишь?

– Придется.

– И ты уверен, что после этого Тема вернется домой?

Я встал, подошел к ней, обнял за плечи. Она прижалась ко мне. Гладя жену по голове, я сказал:

– Ты пойми, это просто группа уродов, которые позарились на наши деньги. Сами заработать не могут, вот и придумали способ. Но я их предупредил: если с сыном что-то случится, достану из-под земли!

– Думаешь, испугаются?

– Малыш, в этом городе со мной пока что считаются!

– Хотелось бы верить… Господи, сначала Миша, теперь Артем. Да что ж такое творится?

– Что-то ты очень сильно по поводу Кушнера убиваешься.

– Да как ты можешь так говорить? Он ведь был нашим другом!

Я смотрел на нее и чувствовал давно забытую ревность, столь неуместную в нынешней ситуации. Инга всегда меня уверяла, что между ней и Кушнером ничего не было. Сперва я ей верил, потом засомневался. Потом снова поверил. Во всяком случае, если что-то и было, то очень давно, до моего с ней знакомства.

А если…

Сначала Кушнер, теперь Артем. Как сказал Мишкин отец, он всегда любил Ингу и не женился, потому что не мог найти девушку, похожую на него.

У Кушнера-старшего какие-то дела в Прибалтике.

Что объединяет Мишку, Ингу и Прибалтику?

Лет десять назад у нашей «бригады» были там определенные интересы, но тема быстро закрылась.

Инга родилась и окончила в Латвии школу. Там до сих пор живет ее отец, после смерти матери создавший новую семью и практически оборвавший все связи как с дочерью, так и с другими родственниками.

Мишку, Ингу и Латвию объединяют Холоновский и Муса.

Неужели нынешние события – продолжение той давней истории?

Я не мог в это поверить.

Я не видел Холоновского и Мусу с той нашей единственной встречи в конце апреля восемьдесят седьмого года. Вернее, не видел вживую. Оба промелькнули на экранах телевизоров. Холоновский – как один из активных участников избирательной кампании Ельцина в девяносто шестом. Ельцин совершал предвыборное турне и в каком-то городе, сняв пиджак, пошел отплясывать по открытой сцене. Телекамера на мгновение зафиксировала Холоновского, выглядывающего из-за кулис, а в следующем сюжете он дал короткое интервью, закончившееся призывом: «Голосуй, или проиграешь!»

А Мусу я с удивлением узнал, когда двумя месяцами позже смотрел репортаж о подписании Хасавюртовских соглашений. Отпустивший усы и бороду Муса, в каракулевой папахе и камуфляже, стоял среди чеченских полевых командиров, сопровождавших Масхадова. Его окликнули, он отвернулся и отошел, а потом мелькнул на заднем плане, разговаривающий по спутниковому телефону.

Я попытался навести о них справки и выяснил, что Холоновский считается преуспевающим столичным политтехнологом, консультирующим многих известных политиков и бизнесменов.

А вот про Мусу ничего конкретного узнать не получилось. Во всяком случае, в Питере его сто лет никто не видел. А в Москве, где он пользовался серьезным авторитетом в чеченской диаспоре, последние упоминания о нем относились году к двухтысячному. Может, он вообще погиб во второй чеченской войне…

Я не мог поверить, что спустя семнадцать лет они вспомнили обо мне и взялись отомстить за мелкие неприятности, которые я когда-то им причинил. Хотя один сумасшедший, с которым я разговаривал в декабре девяносто первого в тюремной больнице и предупреждал, что через десять лет они до меня доберутся…

Инга ушла в спальню, я же пробрался в комнату сына. Сидел, смотрел на экран монитора. Потом включил компьютер. Если существует подсказка, которая поможет вычислить похитителей, то она непременно содержится в «компе». Может, у Артема в последнее время появились какие-то подозрительные знакомые…

Я просмотрел все файлы, которые смог открыть, и ничего любопытного не нашел. Разве что обилие порнухи. Похоже, сыночек был частым посетителем запретных сайтов и перекачивал с них понравившиеся картинки. Следовало отметить, что его вкус в отношении женщин с моим совпадал. Только я в его возрасте давно не был девственником и имел теток покруче тех, что красовались на интернетовских фотках. Он же, как мне представлялось, до сих пор вряд ли даже целовался по-настоящему. Только открытки разглядывал, да шмыгал носом перед дыркой в стене женского туалета.

Мое занятие было прервано звонком сотового телефона. На дисплее вытянулся номер Рамиса, и я нарочито спокойно сказал:

– Слушаю. Какие-то новости?

– Мы пробили трубочку, с которой тебе эта шмара звонила.

– Что так долго?

– Быстрее не вышло. Номер зарегистрирован месяц назад, по левому паспорту: хозяин его давно умер. Поговорили с девчонкой из «эмтээса», которая регистрацию оформляла, но она ни хера вспомнить не может. Говорит, каждый день по десятку клиентов… Но якобы, если бы было явное несоответствие между паспортом и тем, кто его предъявил, она бы это заметила и регистрировать бы не стала.

– Ты ей веришь? Может, с ней по-другому поговорить, не так ласково? Если ей сунули денежку, чтобы она в документы туфту