именно она, конфискация, обеспечивала закону столь жестокие, раздирающие клыки. Лицо, осужденное по этому положению, не просто отправлялось в тюрьму – но и полностью теряло свою собственность, in toto.

Вот теперь для Адамса все встало на свои места; теперь он уже отчетливо понимал, что должно было появиться в его статьях для Natural World тридцатилетней давности.

Но оставался один-единственный вопрос, что буквально вогнал его в ступор, отключил все его хитроумие и оставил болванчиком в беседе Броуза и Линдблома, которые явно понимали цель всего этого, а он нет.

Почему правительство Эстес-парка решило уничтожить Рансибла? В чем он провинился – или хотя бы какую опасность он мог представлять?

Луис Рансибл, строящий жилье для танкеров, которые вышли на поверхность, ожидая застать идущую войну, а вместо этого обнаружили, что война давно закончена и поверхность мира сейчас – один гигантский парк с виллами и поместьями немногочисленной элиты… за что, спросил себя Адамс, казнить этого человека, коль скоро он так явно исполняет жизненно важную задачу? Важную не только для танкеров, что выходят наверх и должны где-то жить, но и для нас, людей Янси. Потому что – и все мы знаем это; отчетливо осознаем – танкеры, живущие в конаптах Рансибла, все равно заключенные, а сами конапты представляют собой резервации – или, в более современном варианте, концентрационные лагеря. Лучше, чем их подземные убежища, но все равно лагеря, которых они не могут покинуть даже на краткое время – законно покинуть. А когда пара или группа из них все же ухитряется сбежать оттуда незаконно, то в дело вступает армия генерала Хольта здесь, в ЗапДеме, или армия маршала Харензани в НарБлоке; и тут и там это армия из очень опытных и закаленных лиди, что выслеживает беглецов и возвращает обратно к их плавательным бассейнам, трехмерным телевизорам и коврам из вубфура от стены до стены – в конапты.

Вслух он сказал:

– Линдблом, я стою спиной к Броузу. Следовательно, он не может меня слышать. А ты можешь. Я прошу тебя незаметно отвернуться от него; не надо приближаться ко мне – просто повернись так, чтобы он не видел твоего лица. И после этого, ради всего святого, скажи мне – зачем?

Через некоторое время он услышал, как Линдблом поворачивается. И говорит:

– Что зачем, Джо?

– Зачем они охотятся на Рансибла?

– Как, разве ты не знаешь? – спросил Линдблом.

Броуз из-за стола сказал:

– Никто из вас не смотрит на меня; я прошу повернуться обратно, чтобы мы могли продолжить планирование проекта.

– Говори, – проскрежетал Адамс, глядя из окна офиса на другие здания Агентства.

– Они считают, что Рансибл систематически оповещает их – одно убежище за другим, – сказал Линдблом. – О том, что война закончена. Кто-то делает это точно. Уэбстер Фут и его оперативники на земле выяснили это во время рутинных интервью с группой танкеров, что поднялись около месяца назад.

Броуз сварливо пожаловался с растущим подозрением:

– Что происходит? Вы двое разговариваете между собой.

При этих словах Адамс развернулся от окна лицом к Броузу; Линдблом тоже обернулся к чудовищному вареву, кое-как залитому в кресло за столом.

– Не разговариваем, – сказал Броузу Адамс. – Просто медитация.

На лице Линдблома не было никакого выражения. Лишь каменная, нейтральная отрешенность. Ему дали задачу; он намеревался выполнить ее. И своим поведением он рекомендовал Адамсу поступать так же.

Но что, если это был не Рансибл? Что, если это был кто-то другой?

Тогда весь этот проект, поддельные артефакты, статьи в Natural World, «утечка» информации о находке, судебный процесс перед Дисциплинарным советом, разрушение экономической империи Рансибла и его тюремное заключение…

Все это будет впустую.

Джозеф Адамс задрожал. Потому что в отличие от Броуза, в отличие от Верна Линдблома, а также, вероятно, Роберта Хига и любого и каждого, связанного с этим проектом, – лично он с ужасом чувствовал интуитивно, что все это ошибка.

И его интуиция не могла остановить задуманного.

Ни на шаг.

Снова отвернувшись от Броуза, Адамс сказал:

– Линдблом, они могут ошибаться. Это может быть не Рансибл.

Ответа не было. Линдблом не мог ответить, поскольку как раз находился к Броузу лицом, а тот, поднявшийся сейчас на ноги, тяжело переваливался в сторону двери офиса, опираясь на магниевый костыль и что-то бормоча при этом.

– Господом богом клянусь, – сказал Адамс, упорно вглядываясь в окно. – Я напишу эти статьи, но если это не он, то я собираюсь его предупредить. – И он повернулся к Линдблому, попытался прочесть его реакцию по выражению лица.

А ее на лице не было; прочесть оказалось нечего. Но Линдблом услышал.

И он отреагирует, раньше или позже; Джозеф Адамс знал этого человека, своего близкого друга, он работал с ним достаточно, чтобы быть в этом уверенным.

И отреагирует серьезно. После длительного самокопания Верн Линдблом, возможно, согласится с ним; возможно, поможет найти способ проинформировать Рансибла так, чтобы не засветить источник, не дать его отследить агентам Броуза; агентам Броуза и гениальным частным сыщикам Фута, работающим совместно. Но с другой стороны…

Ему приходилось это учитывать; и он учитывал это.

В первую очередь Верн Линдблом был Янси-мэном. И это было важнее и значительнее любых других обязательств и лояльностей.

И он мог отреагировать на заявление Адамса, просто сообщив о нем Броузу.

И тогда в считаные минуты в поместье Адамса явятся агенты Броуза и убьют его.

Очень просто.

И сию секунду он не мог предугадать, какой выбор сделает его старый друг Линдблом; у Адамса не было под рукой специалистов мирового уровня по анализу психопрофиля, как у Броуза.

Он мог только ждать. И молиться.

А молитва, подумал он язвительно, вышла из моды еще до войны.

Техник частной детективной корпорации «Уэбстер Фут, Лимитед» присел в своем тесном бункере и сказал в микрофон прямой связи с Лондоном:

– Сэр, у меня записан на пленку разговор двух человек.

– По тому самому вопросу, что мы обсуждали? – донесся издалека голос Уэбстера Фута.

– Судя по всему, да.

– Прекрасно. Вы знаете, кто сейчас на связи с Луисом Рансиблом; проследите за тем, чтобы он получил эти данные.

– Я прошу прощения, но это…

– Все равно передайте. Мы делаем то, что в наших силах, при помощи того, что имеем. – Далекий голос Уэбстера Фута был властным; и сказанное им было как приказом, так и приговором.

– Да, мистер Фут. Максимально быстро.

– Именно так, – согласился Уэбстер Фут. – Максимально быстро. – И на своем конце, в Лондоне, он прервал связь.

Его техник сразу обернулся к рядам записывающих и подслушивающих аппаратов, что экономно работали