— Что есть, то есть, — подтвердила мисс Марли. — И больше ни для кого не секрет, что Кайл живет во дворце.

— А газетчики уже раскопали, что он не хочет участвовать в Отборе? — Я не могла скрыть свое раздражение, хотя мисс Марли тут вообще ни при чем.

— Нет, — рассмеялась она. — Но, повторяю еще раз, это не имеет к тебе никакого отношения.

— Мисс Марли, — улыбнулась я, — вы ведь слышали, что сказала мама. У него нет ни малейшего повода для беспокойства. Полагаю, мы с Кайлом оба отлично знаем, что из нас не получится хорошей пары. И скорее всего, я вообще не найду себе жениха. — Тут я была уверена на все сто процентов, если уж быть точной. — И не стоит беспокоиться, что он может хоть как-то задеть мои чувства. Ведь я прекрасно понимаю, что меня ждет впереди, — ответила я, словно мне не впервой выбирать одного из множества юношей. — И я ни капельки не расстроена.

— Ты сказала, что все это блеф, — озабоченно начала тетя Мэй. — Как думаешь, а сколько продлится Отбор?

— Столько, сколько понадобится, чтобы люди успокоились, а мы успели разработать план действий, если вдруг возникнут новые вызовы. — Мамин голос звучал довольно уверенно.

— Когда они снова возникнут, — поправила я маму. — Да, какое-то время людей будет волновать моя жизнь, но рано или поздно они вернутся к своим проблемам. — Я снова посмотрела на фотографии. Мне даже стало немного жаль этих юношей. У них не было ни малейшего шанса победить. Они понятия не имели, что Отбор — просто отвлекающий маневр. — Надо же, как странно, — взяв одну из анкет, продолжила я. — Не судите и не судимы будете, но вот тут, например, три орфографические ошибки.

Мама взяла у меня анкету:

— Возможно, он просто нервничал.

— Или он клинический идиот, — рискнула предположить я.

Тетя Мэй хихикнула.

— Не будь такой жестокосердной, моя сладкая. Им ведь тоже безумно страшно. — Мама вернула мне анкету, и я прикрепила обратно фотографию блондинчика с невинным личиком и буйными кудрями.

— Постой-ка, неужели тебе тоже страшно? — В голосе тети Мэй звучала плохо скрытая тревога.

— Нет, нисколечко.

И тетя Мэй, мгновенно расслабившись, заговорщицки мне подмигнула:

— Чтобы ты, да чего-то боялась?! Это невозможно по определению.

Мне бы ее уверенность!

Когда они начали прибывать, я ушла в свою комнату, чтобы заняться эскизами моделей одежды на залитом солнцем балконе. Надо же, сколько громкого смеха и шумных приветствий! Интересно, как долго им удастся сохранять свое мужское братство? Ведь как-никак, но это соревнование. И я мысленно взяла себе на заметку, что не мешало бы попытаться найти способ столкнуть их лбами.

— Нина, мне кажется, что сегодня стоит убрать волосы наверх. Мне хочется выглядеть постарше.

— Прекрасный выбор, миледи, — ответила Нина, возившаяся с моими ногтями. — А насчет платья какие-нибудь идеи имеются?

— Наверное, надену вечернее. Черное подойдет идеально.

— Что, хотите запугать их? — хихикнула Нина.

— Ну, если только слегка, — лукаво улыбнулась я.

Мы обе рассмеялись, и я подумала, как хорошо, что у меня есть Нина. Ведь ближайшие несколько недель мне наверняка понадобятся ее успокаивающие прикосновения и слова поддержки.

Высушив мои волосы, Нина заплела их в косы и уложила короной на голове. Я нашла черное платье, которое надевала на празднование прошлого Нового года. Отделанное кружевом платье до пола сужалось в коленях, а ниже расширялось колоколом. Овальный вырез на спине и рукавчики крылышками. И я не могла не признать, что на солнце платье смотрелось гораздо лучше, чем при свете свечей.

Часы пробили один раз, и я спустилась вниз. Мы переоборудовали библиотеку на четвертом этаже в Мужскую гостиную, чтобы Избранные имели возможность собраться вместе и немного расслабиться. В гостиной того же размера, что и Женский зал, были удобные диваны, а еще множество книг и два телевизора.

Мы решили, что претенденты сперва по одному поприветствуют меня, а затем их проводят в Мужскую гостиную, чтобы дать им возможность познакомиться.

Увидев среди толпившихся в коридоре людей родителей и генерала Леджера, я сразу направилась к ним, изо всех сил стараясь скрыть свое нервозное состояние. Папа был неприкрыто потрясен моим видом, а мама прижала руку к губам.

— Идлин... ты выглядишь такой взрослой. — Она со вздохом коснулась моей щеки, затем плеч и волос, словно желая проверить, не обманывают ли ее глаза.

— Наверное, потому, что так оно и есть.

Мама кивнула, в ее глазах блеснули слезы.

— Ты оделась очень уместно. Я никогда не была похожа на настоящую королеву, но вот ты... само совершенство.

— Мама, прекрати сейчас же! Тебя все обожают. Вы с папой принесли мир нашей стране. А я еще ничего героического не сделала.

Мама приподняла пальцем мой подбородок:

— Пока не сделала. Ты такая целеустремленная, что добьешься всего, чего пожелаешь.

Я только было собралась ответить, но тут к нам подошел папа:

— Готова?

— Да. — Я отнюдь не нуждалась в духоподъемных беседах. — И расслабься, сегодня я не собираюсь никого отсеивать. Полагаю, каждый из них заслуживает получить шанс хотя бы на один день.

— По-моему, очень мудро, — улыбнулся папа.

— Ну ладно, пора начинать, — с тяжелым вздохом сказала я.

— Нам уйти или остаться? — спросила мама.

— Уйти. По крайней мере, сейчас.

— Как пожелаешь, — бросил папа. — Генерал Леджер со своими гвардейцами будет поблизости. Если тебе что-нибудь понадобится, только попроси. Желаем тебе удачного дня.

— Спасибо, папочка.

— Нет, это тебе спасибо, — обнял меня папа.

Папа отпустил меня и предложил руку маме. Я смотрела им вслед и видела, насколько они счастливы.

— Ваше высочество, — с улыбкой окликнул меня генерал Леджер. — Волнуетесь?

Я едва заметно покачала головой, пытаясь убедить скорее себя, нежели его.

— Вводите первого.

Генерал Леджер подал знак глазами лакею в конце коридора. Из библиотеки, поправляя манжеты, вышел юноша. Худой и несколько маловат ростом, но лицо приятное.

Он остановился прямо передо мной:

— Фокс Уэсли, ваше высочество.

— Очень приятно, — приветственно склонила я голову.

— Вы такая красивая! — восхищенно выдохнул он.

— Мне это уже говорили. А теперь можете идти.

Фокс нахмурился и, еще раз поклонившись, вышел.

И вот передо мной уже склонился в поклоне следующий юноша: