На Бору выбрали Игоря Мозго, земляка сормовича, выпускника сельхозинститута, работавшего после распределения в одном из колхозов Борского района. В Выксе избрали Сергея Наумова[19], который был самым молодым зам. Председателя горисполкома. Ну и по национально-территориальному округу, который охватывал весь Горький, избрали Бориса Немцова.

Вскоре после выборов нас вызывали в Кремль, где Председатель облисполкома Александр Александрович Соколов, заслуженный человек, уже в возрасте, бывший в свое время председателем исполкома города и тоже, как и я сормович, поздравил нас с избранием и вручил всем временные удостоверения о том, что мы являемся народными депутатами РСФСР.

29 марта прошла сессия Сормовского райсовета (Параллельно я был избран и в него). После бурных дебатов Председателем избрали Гладышева Сергея Васильевича, а его заместителем Сергея Обозова. Так у нас в районе был установлен паритет между старыми и новыми людьми во власти. На этом же заседании утвердили список наказов избирателям[20], который, как утверждал Гладышев, был таким обширным, что исполнить его можно было эдак лет за двадцать.

Параллельно проходила масса различных встреч неформалов, впервые попавших во власть. Мы встречались в доме ученых, в горсовете, у Бориса Немцова дома (он снимал квартиру центре города в каком-то деревянном доме), обсуждая вопросы организации нашей работы.

Конкретных ответов на них не было, и поэтому мы очень обрадовались, когда нас пригласили на 31 марта — 1 апреля в Москву на совещание «демократически» настроенных депутатов РСФСР по адресу: улица Калинина, 27. Честно говоря, даже не помню, кто собственно нас собирал: Межрегиональная группа союзных депутатов, авторы платформы «Демократическая Россия», которая была опубликована в журнале «Огонек», или кто-то еще. Все политические силы, кроме, конечно КПСС, были еще организационно не оформлены.

В те времена была большая проблема достать билеты в Москву, особенно в выходные. Поездов ходило намного больше, чем сейчас, но и цены были ниже и, главное, многие жители Горького ездили в Москву за продуктами и другими товарами[21]. Дефициты были самым большим злом советской экономики и тот, кто говорит о том, что с советской экономикой все было хорошо — просто не знает реального положения дел. (Другое дело, что совсем не обязательно нужно было уничтожать всю высокотехнологичную промышленность, для того, чтобы в каждом закутке без проблем можно было выпить пива).

Но для нас теперь вопрос билетов решался просто. Как нам объяснил Соколов, нужно было подойти к специальной кассе на вокзале и предъявить удостоверение. Правда, сначала это вызвало смятение кассира, она начала звонить куда-то, потом меня отослали в другую кассу прямо в облисполкоме, но все, в конце концов, уладилось и билеты я получил[22].

Калинина 27 встретила нас разноголосицей мнений, сошедшими с экранов телевизоров лицами уже известных депутатов Союза, и все той же организационной неразберихой. Предполагалось, что должен вступить Ельцин с предвыборной программой, однако в первый приезд этого не случилось. Перед нами выступил Николай Ильич Травкин, полузабытый теперь прораб перестройки, будучи в советские времена строителем героем социалистического труда, но, в отличие от большинства таких героев, бывший острым на язык и в оппозиции к партийным органам. Он отличался тем, что мог очень образно и просто выразить назревшие в обществе идеи. Вот и на этой встрече он с иронией заявил, обращаясь к партноменклатуре:

«Так-то, руководить как вы, мы можем, нам лучше надо!»

К сожалению, жизнь показала, что Николай Ильич был слишком самонадеян. Сейчас любой аппаратчик брежневских времен выглядит, по сравнению с нынешними чиновниками, блестящим организатором и честнейшим человеком.

Но тогда мы все были полны энтузиазма, и главным на этой встрече было живое общение с теми, кто также как и я, во многом неожиданно для самих себя, оказался вовлеченным в самый эпицентр политических баталий. Там я впервые увидел своих будущих друзей и товарищей по фракции «Смена — Новая политика» Игоря Муравьева, Андрея Головина, но первым, с кем я тогда плотно пообщался и познакомился, был Борис Немцов.

Он до сих пор является хоть и скандальной, но вполне реальной фигурой политической жизни, этакий старожил с 90-х годов. Но мне хотелось бы о нем рассказать не только поэтому, а потому что, на мой взгляд, Борис являлся классическим представителем нашей псевдолиберальной элиты, самым точным выразителем ее настроений, идей и длительное время был «законодателем мод» ее поведения.

«Толстой оригинален, ибо совокупность его взглядов, взятых, как целое, выражает как раз особенности нашей революции, как крестьянской буржуазной революции».

В. И. Ленин «Толстой как зеркало русской революции» (Пролетарий, 1908, 11 (24) сентября, № 35).

Как я уже говорил, впервые я его увидел на митинге в Сормове, а потом после выборов начались наши регулярные встречи. Сильно бросалась в глаза его постоянная готовность к конфронтации с политическими и любыми другими противниками. Например, когда я посетовал ему о том, что совсем нет времени, так как прежде чем ехать в Москву, мне надо бы закончить дела по работе, он возмутился:

— Так что они тебя, гады, заставляют программы доделывать? Нужно их поставить на место!

Насилу я ему объяснил, что сам хочу все доделать, так как иначе это будет выглядеть не солидно, а мы теперь власть и этого допускать нельзя.

Когда мы приехали в Москву на встречу, которая, как я уже говорил, проходила в Правительственном здании на Калинина, 27, там оказался очень хороший буфет. На завтрак нам предложили и дефицитную тогда красную рыбу, и пресловутую красную икру и все это по очень умеренным ценам. Затем в процессе наших заседаний тетки буфетчицы, узнав, что мы депутаты РСФСР, решили продать нам по коробке дефицитных конфет, уж не знаю, чем они руководствовались, но внешне это выглядело достаточно безобидно. Тем не менее, Боря устроил по этому поводу скандал, выскочив на сцену и заявив о том, что номенклатура пытается нас подкупить! Тогда такие выходки я принимал за слишком прямолинейно понимаемую принципиальность и даже уважал его за это, но вскоре понял, что это была лишь страстная любовь к эпатажу. Он один из первых в стране почувствовал интерес новых «свободных» средств массовой информации к скандалам, и постоянно их провоцировал, чувствуя при этом себя, как рыба в воде.