А сами инструкции можно свести к одному незатейливому выводу: "не высовывайся, слушайся взрослых дядек, они знают как лучше". Что и требовалось доказать. Как бы ни был умён цесаревич, сколько бы и чего он про меня не узнал, относиться иначе, как к пятнадцатилетнему недорослю, он не собирается. Что ж, оно и к лучшему!

Я глянул на запястье, которое должен был украшать браслет-коммуникатор, переданный мне цесаревичем, и чертыхнулся. Не везёт мне на эти устройства, уж сколько я их сменил за прошедший год, не сразу и подсчитаешь! Я вздохнул и, отыскав взглядом стоявший на столе будильник, покачал головой. Выделенное самому себе "свободное" время на исходе, а я так толком и не отдохнул. Ну, хоть успокоился и то ладно.

Хлопнув ладонями по коленям, я решительно поднялся на ноги и, убрав документы обратно в папку, отправился туда, где оставил браслет, шкатулку и "жучки"… и тот "маячок", что выудил из-под кожи на своей спине.

"Сандуны". Это место я любил ещё Там, хотя бывать в нём доводилось нечасто. Сначала из-за службы, а потом запретили врачи. Да и мотаться за две сотни километров от дома до Москвы, только для того, чтобы посетить знаменитые бани, было проблематично. А вот сейчас, таких проблем с расстояниями нет, и что-то говорит мне, что теперь я стану довольно частым гостем в Сандунах в частности, и в банях вообще. По крайней мере, до поры до времени. Почему именно бани? Потому что тот "маячок"-волосок, что я обнаружил в своём теле, как показало его извлечение, весьма чувствителен к жаре и холоду. Иначе говоря, при изменении температуры окружающего его кожного покрова больше, чем на градус, он отключается, переходя в режим накопления энергии, и вновь начинает передавать сигнал в Эфир, когда температура возвращается к норме. Решение удобное, логичное, но не без изъяна.

Покинув знаменитое заведение, кстати, здесь, до сих пор принадлежащее семье основателя, я свернул во дворы и, открыв "окно", шагнул в гостиную особняка Бестужевых в отстраивающемся заново боярском городке.

Первой на моё прибытие отреагировала Ольга. Кажется, наше "приключение" заставило её прийти к тому же выводу, что и я недавно, и теперь моя невеста непрерывно мониторит окружающую обстановку в Эфире. Ничем другим её столь скорое появление в пустой гостиной отцовского дома, я объяснить не могу.

Во мгновение ока преодолев разделявшее нас расстояние, Оля повисла на моей шее и, окатив шквалом эмоций, молча засопела куда-то мне в ухо. Попытка отцепить от себя переволновавшуюся девушку, ни к чему не привела. Невестушка ни в какую не желала размыкать стальную хватку, так что пришлось брать её на руки и в таком вот виде дефилировать по дому в поисках Валентина Эдуардовича.

Впрочем, это оказался напрасный труд. Едва завидев меня с Олей на руках, Бестужев весело фыркнул и махнул рукой.

— Потом поговорим, Кирилл. А сейчас, удели внимание невесте, она за тебя испереживалась. — Боярин подмигнул и, развернувшись, скрылся за дверью в кабинет, только замок щёлкнул.

— Слышал, что папа сказал? — Прошептала Оля. — Надеюсь, где находится моя комната, ты не забыл. Неси.

— Несу. — Улыбнулся я.

Рассказ о событиях тех суток, что прошли с момента нашего расставания, занял не так много времени, и за эти полтора часа я успел поведать не только подробности встречи с цесаревичем, но и свои выводы по её итогам и даже, вкратце, дальнейшие планы. Но тут я не стал углубляться в детали, просто потому, что они пока отсутствуют.

— Может быть, ты и прав, Кир. — Хмуро заметила Оля, выслушав мой рассказ. — Пусть мне хочется верить, что Михаил был искренен, убеждая нас в своём расположении, и доказывая, что желал лишь защитить тебя от тех, кто решил уничтожить грандов, но… Кирилл, я попрошу только об одном: не вздумай исчезнуть… без меня!

— Обещаю. — Кивнул я в ответ. Какая у меня умная невеста, это что-то…

— И что ты собираешься делать? — Поинтересовался Валентин Эдуардович, выслушав практически дословный пересказ моего разговора с цесаревичем.

— Избавиться от контроля царской семьи.

— А как же клятва опричника? — Нахмурившись, спросил боярин. Впрочем, в эмоциях его, точнее, тех куцых огрызках, что я мог ощутить, не было и намёка на недовольство.

— А я и не собираюсь её нарушать… первым. — Пожал я плечами. — Но и соблюдать буду точно так же, как цесаревич, то есть, следуя не духу, а букве нашего договора.

— Вот как? Интересно. — После долгой паузы протянул Бестужев. — И в чём будет выражаться это "следование букве"?

— В данный момент, это исполнение явно выраженного намерения Михаила на ближайший год скрыть меня от чужих глаз и отстранить от общественной жизни. Я выполню его волю. — Спокойно! Не стоит заплёвывать дорогой ковёр в кабинете будущего тестя. — Выполню на все сто процентов.

— И ты не собираешься ему мстить? — Боярин удивлённо приподнял бровь.

— Я похож на идиота? — Ответил я вопросом на вопрос. — Смерть цесаревича в такой неспокойный период способна принести лишь новую смуту. А я пока ещё не настолько силён, чтобы гарантированно защитить моих близких в подобном случае.

— То есть, полностью со счетов такую возможность ты не сбрасываешь? — Подозрительно прищурившись, уточнил Бестужев.

— Пока Михаил не нарушает условий нашего договора и не угрожает моей жизни или жизням моих близких, ему нечего опасаться.

— Не уходи от ответа, Кирилл! — Повысил голос боярин.

— Мне не нужна месть. — Вздохнул я. — Да, меня взбесил поступок наследника и его попытка привязать к себе, подаваемая под видом беспокойства за мою безопасность и под прикрытием долга сюзерена по защите своего вассала. Да, мне чрезвычайно не нравится, что он уничтожил моё имущество и даже не подумал компенсировать его стоимость. Но это не значит, что я собираюсь перерезать глотку этой жадной сволочи. Не надо считать меня кровожадным идиотом. Как я уже сказал, Михаил действовал в рамках нашего с ним договора, хотя и следовал не его духу, а букве. Я отвечу ему тем же. У меня есть чётко прописанные обязательства перед сюзереном и я просто не стану выходить за их пределы. Иными словами, буду итальянить[1].

Боярин смерил меня долгим взглядом и… расхохотался.

— Да, такого я от тебя не ожидал. — Заключил он, вытирая выступившие от смеха слёзы. — Устроить сюзерену итальянскую забастовку… Кирилл, ты страшный человек!

— Рано радуетесь, Валентин Эдуардович. — Вздохнул я и будущий тесть моментально насторожился. — Это означает, что в случае, если наш конфликт с цесаревичем не будет решён до наступления моего восемнадцатого дня рождения, открытие нашей школы не состоится.