– Рас-си-я! Рас-си-я!

– Что, опять биатлона насмотрелась? – не особенно радостно отреагировала мама.

Папа ответил:

– Глянули повтор вчерашней гонки.

– Там Зайка победила! – уверенно стала рассказывать Настя. – Она российская…

– Ладно, зайка, дай нам отдышаться.

Настя тут же насупилась:

– Я не зайка. Я – Настя. Я буду чемпионка танцев!.. Ладно, мне надо мультики… – И убежала в свою комнату.

Иногда пятилетняя сестра кажется Даше уже взрослой, всё понимающей. Но чаще – пребывающей и как-то специально заставляющей себя пребывать в том периоде детства, когда еще можно многого не понимать, позволительно капризничать и не слушаться. И от этого Даше становится как-то завидно, и она вопреки здравому смыслу злится на сестру.

– Есть хотите? – спрашивает папа.

– Я – нет, – ответила Даша и тут же автоматически поинтересовалась: – А что есть?

– Курица по-ростикски и рис.

– О, тогда курицу буду!

«По-ростикски» папа называет куски курицы, обвалянные в муке со специями и зажаренные на сковородке в большом количестве масла. Мама эту еду считает вредной – «поэтому и такие пухлые все, кроме тебя, курильщика!» – но иногда готовить не запрещает: действительно вкусно.

Переоделись в домашнее, умыли руки, прошли на кухню.

– А вы с Настей будете? – спрашивает мама папу.

– Мы недавно… Не дождались. Я с вами чай попью.

Сначала Даша, а потом мама накладывают себе еды на тарелки. Садятся за обеденный стол. Не верится, что еще три месяца назад здесь, на кухне, был папин кабинет: письменный стол, полка с книгами, даже маленький диванчик. Ели за столиком, который каждый раз приходилось раздвигать, а чаще всего в комнате, перед телевизором… Но в начале сентября папа получил второй в своей жизни крупный гонорар, и его хватило, чтобы застеклить и утеплить лоджию. С тех пор кухня, впервые на Дашиной памяти, снова стала полноценной кухней. И всё равно на ней тесно – повсюду посуда, разные миксеры, мясорубки, пароварки, которыми очень редко пользуются. Была бы Дашина воля, она бы вообще выбросила из квартиры почти всё. Почти все вещи. Они давят, мешаются, лезут в руки.

– Что там в мире происходит? – интересуется мама.

Папа задумался.

– Да так… В Охотском море буровая платформа затонула. Буксировали, а на ней куча людей, и неизвестно, что с ними… Удальцов в реанимации…

– Ур-роды, – сочно произносит мама. – Убивают человека просто!

Вбежала Настя.

– Мам, а вы чего-нибудь купили вкусного?

– Мы не были нигде – с занятия на занятие… А, пицца осталась! Даш, достань.

Даша сдерживает фырк – «почему я, когда ей нужно?!» – поднимается, идет в прихожую, находит в маминой сумке пластиковый контейнер. Куски пиццы были сморщенные, сыр ядовито желтеет, куски ветчины ярко-красные, словно сырые. Сейчас Даша не понимает, как это вообще можно есть.

– Разогреть? – спрашивает мама Настю. – Или так будешь?

– Лучше так.

– Даш, еще тарелку ей дай…

Схватив тарелку с куском пиццы, Настя бежит к себе. Даша посылает ей вслед:

– А спасибо сказать!

– Пасиб!

Продолжается обед.

– И что там Сережа, – говорит мама, – совсем плох?

– Удальцов-то? Ну, видимо, – папа вздыхает. – Если действительно столько дней на сухой голодовке, то это – необратимые изменения организма. Легкие ссыхаются, почки, печень…

– Гады! Если он умрет, то этой власти такое устроят!

– Да ладно… Кто устроит…

– Общество!

– А, обществу плевать. Ворчат, конечно, но это сытое ворчание безобидно. Так можно всю жизнь… Ворчи-ворчи хоть четверть века…

– Нет, Роман, – голос мамы начинает дрожать. – Нет, ты не прав! Люди кипят и только ждут повода, чтобы взорваться. Посмотри комменты к моим постам…

Мама часто говорит, что она суперблогер, и считает, что активность в интернете – это реальная сила.

– Вот увидишь, люди поднимутся!.. И я, конечно, желаю Удальцову здоровья, но если с ним что-то случится, то для власти это будет концом.

Папа усмехается.

– Да, да! – продолжает горячиться мама.

– Посмотрим… Кстати, другой Сергей звонил, хочет приехать вечером. Сейчас на каком-то митинге…

– Шаргунов, что ли?.. Пусть приезжает, естественно, хоть всё обсудим…

Настя приносит ощипанную корку.

– Это невкусное.

– Ну и не ешь. Брось в ведро. И руки помой с мылом, а то жирные… Пусть приезжает, – повторяет мама, обращаясь к папе, – позвони, скажи, ждем.

– А кто приезжает? – тут же подключается к разговору Настя.

– Дядя Сережа. Твой крестный.

– А-а, крё-остный… А он привезет чего-нибудь?

– Может быть… Иди руки помой и наведи у себя порядок.

«Крестный», – хмыкает про себя Даша. Да, сначала он хотел участвовать в крещении, но в назначенный день оказался где-то в поездке. На какой-то книжной выставке – он, как и папа, писатель, – и Даше пришлось носить годовалую, но уже тяжеленную сестру по крестильне. Даше было тогда девять лет. Она стала крестной мамой Насти, а отцом записали дядю Сережу, заочно…

– Даш, поела? – вспоминает о ней мама. – Отдохни сейчас, а потом не забудь пьесы проиграть. И уроки доделай.

– Угу…

Даша встает, бурчит «спасибо», направляется к себе.

– Тарелку убери в раковину, – останавливает папа. – Масло в холодильник сунь.

Лоджия узкая, и по ней просто так не походишь. Сантиметров хотя бы на десять шире – было бы хорошо. По крайней мере, не боком двигаться… Но и так – ничего. Трудно теперь представить, как она жила в одной комнате с сестрой. Спали на двухэтажной кровати… Письменный стол и пианино на лоджию, конечно, не влезли, и часа два за ними, когда рядом шевелится еще человек, а тем более иногда пристает, находиться почти невозможно. А когда постоянно кто-то возле тебя…

Папа несколько лет на кухне писал, под мамину готовку, под шуршание пакетами, шум воды. И Настя к нему постоянно лезла, да и Даша, когда была маленькой. Хотя папа не жаловался, наоборот, говорил, что поэтому у него и получаются всем понятные рассказы и повести: «Умствовать некогда, стараюсь фиксировать только главное…»

Даша забирается на кровать, включает ноутбук. Его купили на четырнадцатилетие. Дорогой, почти тридцать тысяч, зато не тормозит почти, фильмы быстро загружаются.

Просматривает почту. Стопятьсот всяких ссылок. Чтоб всё пересмотреть, неделю сидеть надо. Явную чушню стирает, кое-что открывает… А вот письмо от Алины. Она живет в городке со смешным названием Сапожок. Это где-то в Рязанской области.