Теперь все мысли афинян были устремлены на запад. Еще в начале войны Афины обозначили свое присутствие на Сицилии, время от времени отправляя на ее побережье свои эскадры и принимая участие в междоусобных войнах, которые постоянно вели друг против друга сицилийские греки. Таким образом, у них всегда был благовидный предлог для прямого нападения на Сиракузы.

Считалось, что с захватом Сиракуз падет вся Сицилия. Далее на очереди были Карфаген и Италия. А потом с помощью полчищ иберийских наемников Афины надеялись одержать верх над своими врагами из Пелопоннесского союза. Персидская империя ослабела, что также заставляло греков планировать вторжение на ее земли. Казалось, что во всем мире не существовало государства, способного остановить растущую мощь Афин после падения Сиракуз.

Римский историк оставил нам фрагмент своего великого труда, исследование, посвященное тому, к чему могло бы привести вторжение Александра Великого в Италию, если бы оно состоялось. Последующие поколения были склонны рассматривать это исследование как доказательство скорее патриотизма Ливия, нежели его беспристрастности и точности оценок. Но, правильными или ложными были эти размышления, они рассматривали очень отдаленную возможность. Как бы долго ни прожил Александр, его военные амбиции были полностью направлены на Восток, а также на достижение экономического могущества и построение великой империи, где так ярко проявился его гений и где ему удалось максимально проявить свои способности. После его смерти империя была разорвана на части его полководцами. То же самое случилось бы и с империей Наполеона, если бы он внезапно погиб в зените славы. Его империю также поделили бы между собой его маршалы. Кроме того, во времена вторжения афинян на Сицилию Рим был значительно слабее, чем спустя столетие, во времена Александра. Почти не вызывает сомнения тот факт, что Рим можно было бы вычеркнуть из числа независимых государств Запада, если бы в конце V в. до н. э. на его территорию вторглась армия афинян, усиленная испанскими наемниками и вдохновленная победами на Сицилии и в Африке. Это произошло бы вместо случившихся позднее войн окрепшего в военном отношении Рима против ослабевшей Греции.

Афины направили в Сиракузы оснащенную по последнему слову тогдашней техники армию, которую только сумела подготовить претендующая на мировое господство империя. Это действительно была «самая грозная сила, которую свободное цивилизованное государство было в состоянии оснастить и содержать». Афинский флот состоял из ста тридцати четырех военных кораблей (триер) и множества вспомогательных судов. На борту кораблей находился грозный контингент лучших тяжеловооруженных пехотинцев, которых смогли снарядить Афины и их союзники. Кроме того, там же размещалось несколько меньшее количество пращников и лучников. Качество армии поражает не меньше, чем ее количество. Законы Афин требовали оснастить каждую триеру лучшей командой, а каждого воина – лучшим снаряжением. Оснащенный на государственные средства и частные пожертвования всем тем, что способствовало бы успеху экспедиции, летом 415 г. до н. э. афинский флот, еще не зная, что он обречен, начал свой поход к берегам Сицилии.

Город Сиракузы во времена Пелопоннесской войны представлял собой демократическое государство самого беспокойного толка. Он подчинил себе соседние поселения и пытался стать на Сицилии тем, чем Афины уже долгое время были в Восточном Средиземноморье. По численности и воинскому духу его жители были равны афинянам, но значительно уступали им в воинской и морской выучке. Когда в Сиракузах впервые обсуждали возможность агрессии со стороны Афин и некоторые из наиболее дальновидных граждан предложили перед лицом надвигающейся опасности принять меры для укрепления обороны города, большинство их соотечественников восприняли это с презрительным недоверием. Речь одного из таких ораторов дошла до нас в хрониках Фукидида. Многие из ее положений после внесения незначительных изменений могут служить примером того, как в наши дни некоторые представители оппозиционных партий противятся наращиванию наших сил и высмеивают саму мысль о той опасности, которую может представлять собой внезапный рейд французов. Сиракузский оратор призвал соотечественников с презрением игнорировать иллюзорные страхи, которые пытаются посеять некоторые жители города для того, чтобы сосредоточить в своих руках дополнительное влияние и власть. Он заявлял, что в Афинах слишком хорошо понимают свои интересы и никогда ради призрачных надежд не рискнут вызвать враждебность жителей Сиракуз: «Даже если бы враг собирался прийти сюда, – говорил он, – в места, которые находятся так далеко от его баз снабжения, где ему будет противостоять такая сила, как наша, он потерпит неизбежное скорое поражение. У него достаточно кораблей для того, чтобы добраться до нашего острова и перевезти сюда необходимые запасы. Но он никогда не сможет помимо этого перебросить к нашим берегам достаточно мощную армию, которая была бы в состоянии справиться с таким населением, как наше. У афинян не будет укреплений, с которых они могли бы начать осаду города, им придется действовать из лагеря, представляющего собой беспорядочное сборище шалашей, и использовать для осады лишь подручные средства. Но, честно говоря, я не верю, что враг решится на высадку. Давайте же не будем верить всем этим слухам, которые рождаются здесь же. Нужно быть уверенными, что, какой бы враг ни пришел, город всегда знает, как с честью защитить себя».

Такие заявления пришлись по вкусу городскому собранию. С такими же утверждениями сейчас выступают некоторые представители британского общества. Но захватчик все-таки пришел. Он высадился на побережье Сицилии. И если бы афиняне сразу же пошли к Сиракузам, а не потратили почти год на проведение нерешительных и бесцельных операций на других участках, жителям Сиракуз пришлось бы дорого заплатить за свою самоуверенную беззаботность и, вероятно, попасть под ярмо Афин. Но, к счастью для них, из трех полководцев, возглавлявших поход афинян, только двое обладали необходимым опытом, а третий был слаб и некомпетентен. Большой удачей для Сиракуз стало то, что наиболее талантливый из трех полководцев, Алкивиад, вскоре был отстранен от командования в результате интриг соотечественников, а второй, Ламах, еще в самом начале похода погиб в бою. Но самой большой удачей для Сиракуз стало то, что самый слабовольный и нерешительный из афинских военачальников, Никий, остался целым и невредимым и не получил никаких ранений. Он и принял единоличную власть над афинскими армией и флотом на Сицилии. Его нерешительность и чрезмерная осторожность не позволила афинянам воспользоваться теми возможностями, которые открывались перед ними на начальном этапе вторжения. Но даже при таком командующем афинская армия едва не овладела городом. Афиняне разгромили защитников Сиракуз, заперли их внутри городских стен и, как описывалось выше, сумели построить почти сплошную линию укреплений от бухты до бухты через Эпиполы. Замкни они кольцо блокады полностью, городу не оставалось бы ничего другого, как капитулировать.

Алкивиад, наиболее яркий пример гениальности и беспринципности, античный аналог Болингброка, но, в отличие от последнего, обладавший талантом полководца, а также искусством дипломата и оратора, должен был оставить пост командующего и отправиться в Афины, где ему предстояло предстать перед судом. Поэтому ему пришлось бежать в Спарту. (В ночь перед отплытием в Афинах кто-то изуродовал изображения бога Гермеса. Враги Алкивиада распространили слух, что кощунство совершили Алкивиад и его приближенные. До отплытия эскадры при разборе дела в Народном собрании большинство было на стороне Алкивиада, но, когда его вызвали с Сицилии на суд, Алкивиад понял, что ему светит смертная казнь. И сбежал к врагам. – Ред.) Там он направил все свои силы, неудовлетворенное самолюбие и обиду изменника на то, чтобы добиться возобновления войны против Афин и немедленной отправки военной помощи осажденным Сиракузам.