– Поторопись!

Хэтерфилд занес лодку в пропитанный влагой сарай и бережно опустил ее на подставку. Он вернулся на пристань и принес весла, затем достал припрятанный в сухом закутке джемпер и натянул его на себя. Вспотевшее, облаченное лишь в хлопковую блузу, тело быстро теряло тепло под действием сырого холодного воздуха.

– Ради всего святого, – сказал герцог Сотем, – не понимаю, что ты находишь в этом твоем увлечении.

Хэтерфилд подошел к экипажу и положил руки на край дверцы.

– Ты, кажется, хотел мне что-то сказать, папа?

– Залезай внутрь.

– Я не одет.

– Ничего, дома оденешься.

– Мой дом теперь в доходном доме Альберта, папа. Я снимаю квартиру там, ты прекрасно это знаешь. Доходное владение для старых холостяков.

Кулак герцога врезался в дверцу.

– Ради бога, залезай быстрее и закрой дверцу. Иначе я подхвачу простуду.

Мимо прошли двое молодых людей, направляясь к лодочной стоянке. Читтеринг и Монмут-Фаради, неразлучная пара, посмотрели на Хэтерфилда дружелюбно, с нескрываемым любопытством, словно говоря: «Помощь нужна, приятель?»

Хэтерфилд поежился.

– Придется отослать кучера.

Он обогнул лодочный сарай и сказал кучеру, что до-берется домой самостоятельно, затем вернулся к экипажу отца и забрался внутрь. Кони тронулись и зацокали ко-пытами по булыжной мостовой, направляясь к Патни-бридж.

– Черт подери, от тебя воняет, как от лошадей на конюшне, – сказал Сотем, зажимая нос платком.

– Я намеревался вымыться и переодеться. – Хэтерфилд старался сохранять спокойствие. Он сложил руки на груди.

Сотем обреченно вздохнул и приоткрыл окошко.

– Иначе я умру от этого запаха.

Хэтерфилд отвернулся и смотрел в противоположное окно, как робкий лондонский рассвет медленно разгорался над крышами домов. Они добрались до середины моста, откуда открывался вид на Темзу, темные воды которой поблескивали в наступающем рассвете и заполнялись лодками. Сырая прохлада внутри экипажа смешивалась с запахом мятного масла для волос, исходившим от Сотема, и его, Хэтерфилда, выстраданного пота.

Он снял с рукава джемпера шерстяную ниточку.

– Кажется, ты хотел сказать мне что-то очень важное?

– Да, – ответил герцог и замолчал, сомневаясь, стоит ли продолжать. И вдруг Хэтерфилд ясно ощутил неуверенность, которая скрывалась за суровым, не терпящим возражений, тоном отца. – Это имеет отношение к твоим обязательствам и долгу, Хэтерфилд. Как наследника древнего и прославленного рода, который не прерывался на протяжении восьми поколений…

– Понятно. Герцогиня снова плетет свои интриги, не так ли?

– Ты не должен в таком тоне говорить о своей матери.

– Она мне не мать, сэр. – Когда отец называл герцогиню матерью, Хэтерфилду казалось, что ему подсыпали яду.

– Она заботилась о тебе с тех пор, как тебе исполнилось десять, Хэтерфилд. Другой матери у тебя нет.

Хэтерфилд промолчал.

– Но не об этом речь. Как тебе известно, наши земельные владения больше не приносят таких доходов, как раньше, цены на аренду земли постоянно падают…

– А твои расходы продолжают расти, но ты по-прежнему отказываешься вводить какие-либо новшества в своих поместьях и не желаешь вкладывать деньги в предприятия, которые приносят хоть какую-то прибыль…

– Опять ты за свое. Вот мы с мамой отправимся на тот свет, и тебе представится прекрасная возможность разрушить имение. А пока ты должен сделать все от тебя зависящее, чтобы не уронить честь нашего рода, ибо ты являешься единственным и полноправным наследником огромного состояния.

– Папа, – устало сказал Хэтерфилд, – повторяю в последний раз. Тебе прекрасно известно, что я вложил все деньги своего фонда в Хэммерсмитский проект и едва свожу концы с концами.

– У тебя есть пятьдесят тысяч фунтов, Хэтерфилд! Проценты с приданого твоей матери, накопившиеся за двадцать лет, которые принадлежат тебе.

– Я вложил все деньги, как только вступил в наследство, и ты об этом знаешь. Проект осуществлен лишь наполовину. На этом этапе я не могу продать свою долю и не могу забрать деньги из проекта. – Прежде чем заявить это с такой уверенностью, Хэтерфилд все как следует проверил. Его отец был настоящим мастером вымогать деньги. Именно это он и делал сейчас.

Герцог фыркнул:

– Есть и другие возможности. Более простые. Надежные. И подходящие для истинного джентльмена в отличие от этого твоего отвратительного и нелепого строительства домов в Хэммерсмите.

О боже, опять!

– Папа, я не собираюсь жениться на Шарлотте Харлоу.

– Двести тысяч фунтов приданого, Хэтерфилд! – воскликнул герцог, сотрясая влажный воздух внутри экипажа.

– Да хоть двести миллионов. Я не женюсь на ней.

– Господи боже мой! Она красива, умна, очаровательна. И девушка тебя просто обожает, хотя один Бог знает почему. Думаю, из-за твоей внешности. И на ком же ты собираешься жениться, позволь тебя спросить, если не на ней?

– Это будет мой выбор, папа. Но не она.

– Но скажи, почему?

– Потому что я не люблю ее. Потому что я твердо убежден: мы будем несчастливы в браке.

– Нет, ты просто хочешь опозорить наше доброе имя, – сказал Сотем с горечью в голосе. – Ты хочешь отомстить своей семье за какие-то несуществующие прегрешения, довести до полного разорения, добиться того, что все наши дома уйдут с молотка, а земельные владения распродадут по частям…

– Чепуха. Не сомневайся, когда придет время, я найду достойную наследницу себе в жены. Или, может статься, я еще удивлю тебя, когда Хэммерсмитский проект начнет приносить прибыль и я буду иметь глупость подкидывать тебе деньжат время от времени. Надо только подождать. А пока, может быть, тебе стоит немного урезать свои расходы. А еще можно выйти за рамки привычного и наконец сосредоточиться на том, чтобы использовать наше положение и богатые возможности с большей выгодой. Вместо того чтобы придумывать далеко не оригинальные уловки и загонять в угол своего единственного сына.

Герцог взял свою трость и с силой ударил в пол экипажа. Его голос дрожал от обиды и волнения.

– В том-то все и дело, черт подери! У нашей семьи не осталось никаких возможностей! У тебя нет наследства, Хэтерфилд! Один лишь пустой титул, все имущество заложено и перезаложено. Ничего не осталось, ничего!

– Прекратите истерику, сэр. Что значит «ничего»? Вы все еще герцог Сотем.

Экипаж остановился. Должно быть, какая-нибудь повозка, груженная товаром, перегородила дорогу. Хэтерфилд выглянул из окна: все магазины на Кингс-роуд мирно дремали за закрытыми ставнями, дожидаясь девяти часов, чтобы открыть двери для утреннего наплыва покупателей.