«Лучше бы он вонзился в мое сердце…» – подумала Астрель.

Ей показалось, что замшелые камни подземелья неумолимо надвигаются на нее, смыкаются над головой. Все кончено.

Астрель с трудом встала. Какая слабость…

И вдруг… Что-то на миг заслонило свет. Через зал пролетел тяжелый топор, сверкнув в блеске огня. За ним – человек, крепко ухватившийся за топорище. Острый топор так и рвался из рук, но человек не выпускал его.

Пролетая над низеньким столиком, он смахнул ногой кофейник и чашки. Тонкий звон разбитой посуды потонул в железном лязге и грохоте. Топор с силой врубился в дубовую скамью. Человек рухнул перед скамьей на колени. Он мгновенно вскочил на ноги, вырвал туго заклинившийся топор и с изумлением огляделся.

Он был совсем юн. Сероглаз и высок. Светлые волосы путано падали на лоб. На юноше была простая холщовая куртка с широким кожаным поясом, какие носят мастеровые. Он отлепил от щеки влажный дубовый листок.

– Лес так и хлестал меня ветками. Я пролетал между деревьями… – словно оправдываясь, сбивчиво проговорил юноша. Похоже, он и сам не очень-то понимал, что говорит.

– Ах ты бессовестный! – набросилась на него тетушка Черепаха. – Где это видано без спросу влетать сквозь стены в чужой дом? Заявился без приглашения да еще перебил дорогую посуду моего господина!

Но юноша, казалось, не слышал ее. Остановившимся, полным изумления взглядом он смотрел на Астрель. Словно глазам не верил.

Астрель стояла, держась за плечо Ренгиста Беспамятного. Ее волосы с серебристо-зеленым отливом упали на выцветший камзол старого волшебника.

Между тем пронзительный свист ножей и кинжалов становился все тише и реже. Да и с самими ножами и шпагами творилось что-то странное. Они медленно уходили в стены, в балки потолка, постепенно исчезали между камнями. Старая ржавая шпага по рукоять ушла в пол и вдруг рассыпалась в прах вместе со своими источенными временем ножнами.

Только остро отточенный топор в руках юноши блестел, отражая игру огня в камине. И все глубже уходил в спинку кресла Ренгиста Беспамятного тонкий кинжал с золотой надписью вокруг рукояти.

– А ну убирайся отсюда, чтоб духу твоего здесь не было! – в сердцах проговорила тетушка Черепаха и со скрипом наклонилась, чтобы подобрать осколки посуды.

Юноша, не отводя взгляда от Астрель, как во сне, попятился к двери.

Вдруг из кармана его куртки выпорхнула юркая птичка с хохолком на макушке и уселась у него на плече.

– Ну уж это чересчур! – затараторила птичка Чересчур, ибо это была именно она. – Знаете ли вы, с кем говорите? Это же Гвен Хранитель Леса! Собственной персоной. Извольте говорить с ним повежливей!

– Гвен Хранитель Леса… – еле слышно прошептала Астрель, и голос ее был как шелест тихого дождя.

– Гвен строил мне такой хороший домик! – гневливо тараща круглые глазки, не умолкала птичка Чересчур. – С башенкой и балконом. Да, да, с балконом, обратите внимание. Я тем временем шмыг к нему в карман. Там попадаются иногда превкусные крошки. И вдруг что-то налетело, закружило. И вот те на! Нас куда-то несет. Летать на собственных крыльях – с удовольствием! Но летать в чужом кармане – это уж, согласитесь, чересчур!

– Это правда, – еще задыхаясь, проговорят юноша. – Я мастерил домик для птички Чересчур. Вдруг топор рванулся из моих рук. Это топор моего отца, а ему он достался еще от деда. Я сжал его изо всех сил. Вдруг я почувствовал – ноги мои отрываются от земли и я куда-то лечу. Ветки, деревья, потом, кажется, я летел над городом. И вот я тут. Я не знаю, где я и кто вы.

– Он сказал, что не знает господина Ренгиста! – Тетушка Черепаха обомлела от возмущения. – Вот до чего я дожила. Ну и времена! Не знать господина Ренгиста и Астрель, принцессу Сумерки! Ведь это свету конец!

– Астрель… – дрогнувшим голосом проговорил Гвен. – Так звенит ручей на камнях в глубине леса поздно вечером, в темноте.

– В темноте! – вскрикнула Астрель.

Она подбежала к окошку. В густой синеве вечернего неба уже зашевелились первые звезды.

– Я погибла! – Астрель посмотрела на Гвена прощальным взглядом, полным боли и недосказанности, и бросилась к двери.

– Астрель! – крикнул юноша.

Она остановилась, оглянулась через плечо.

– Кто бы ты ни была, Астрель, я пойду за тобой. Клянусь, я защищу тебя от любого врага! – торопливо шагнув к ней, проговорил юноша.

Астрель благодарно улыбнулась Гвену и покачала головой. Мудрой и горькой не по годам была ее улыбка.

– Ты не сможешь идти туда, куда я иду, и никогда не найдешь меня.

– Поторопись, девочка, – позвала тетушка Черепаха, и столько нежности было в ее глухом голосе! Она стояла в распахнутых дверях с горящей свечой. – Скоро ночь. Как бы тебя не хватились. Поторопись. Терпеть не могу это слово, да делать нечего.

Астрель побежала вниз по уходящим в темноту ступеням. Гвен опрометью бросился за ней.

Птичка Чересчур уселась на каминную доску, недовольно переступая лапками: слишком жарко. Потом перепорхнула на спинку кресла.

– Глупо, очень глупо, – недовольно прочирикала она. – Не знаю, как у вас, у людей, но у нас, у птиц, это называется любовь с первого взгляда. А потом, глядишь, все не то и не так. Чересчур поспешно!

Птичка Чересчур сорвалась с места, покружилась немного и уселась на плечо Ренгиста Беспамятного.

– А все равно она мне понравилась, эта Астрель, – с вызовом вскинула голову птичка Чересчур. – Да! Очень мила и такая легкая. Ей бы немного перышков, пару крыльев, и я бы научила ее летать. Вот что я вам скажу, и не пытайтесь меня переубедить!

Дверь со стуком распахнулась, в зал ворвался Гвен.

– Где она? Куда вы ее спрятали? – закричал он, озираясь по сторонам. Юноша начал метаться по залу, с грохотом опрокинул стул. – Я бежал за ней, а она… как в воду канула. Где она?

Никто ему не ответил. Тетушка Черепаха хмуро молчала. Ренгист Беспамятный дремал. Лицо его подергивалось, и было видно, что ему снятся бессвязные, путаные сны.

– Я увидел ее внизу на лестнице, – топнул ногой Гвен. – Она обернулась и, клянусь, поглядела на меня. Ей мешали волосы, она откинула их и поглядела на меня. А когда я выскочил на улицу, ее не было. Исчезла!

Шли люди, но ее нигде не было. Потом мне показалось, что она пробежала мимо таверны. Блеснули ее волосы в свете фонаря. Я кинулся туда – опять никого! Где она, говорите, я заставлю вас сказать!

– Бедная, бедная девочка… – вместо ответа прошептала тетушка Черепаха. Охая, она принялась подбирать осколки посуды и складывать их в свой жесткий передник. – Лишь бы она успела.

Снизу послышался стук. Кто-то стучал в дверь. Сначала негромко. Потом кто-то несколько раз ударил в дверь кулаком.