Самым трудным было заставить Майорова подняться по металлической лестнице с площадки последнего этажа на чердак дома, где жили Михалковы. Еще труднее оказалось пропихнуть его в квадратный лаз. Пришлось лезть на чердак первой, а потом втягивать туда Юру, будто израненного камнепадом альпиниста, висящего в полной бессознанке над пропастью. Но для человека, которым владеет высокая идея, нет ничего невозможного, а потому Таня, изрядно намучившись, со своей задачей успешно справилась. Она умудрилась даже изготовить из наваленного в углу тряпья, на котором иногда резалась в карты местная пацанва, нечто вроде брачного ложа, застелила рвань своим новым бежевым плащиком и уложила сверху Майорова. Парень заснул мгновенно, но Ермакова не огорчилась – главное сделано. То, что обычно происходит на брачных ложах, ее страшило как неизведанное и не слишком привлекательное, а потому на данном этапе было ненужным.

Таня взглянула на часы и ужаснулась: всего 23.20. На чердаке непременно надо проторчать до самого утра, иначе пропадут все усилия. Родители, конечно, станут ее искать, но это как раз работает на ее идею. Пусть ищут, пусть сходят с ума. Возможно, родители Майорова тоже поднимут на ноги весь район. Это ее тоже устраивает. Вряд ли кому придет в голову искать их здесь, прямо над потолком квартиры Михалковых.

Пожалуй, надо принять еще кое-какие меры. Таня попыталась разбудить Юру, но успеха эти действия не возымели. Парень только на минуту открыл мутные глаза, всхрапнул, как бульдозер, и вновь заснул, тихо и мирно посапывая. Тогда Таня, несколько раз глубоко вздохнув и выдохнув, решительно задрала джемпер молодого человека, расстегнула его ремень, брюки, а потом стащила их с него уже без особых церемоний, поскольку просыпаться Юра не собирался. На большее Таня не решилась, хотя ей очень хотелось. Оставив, в конце концов, Майорова в трусах, она занялась приведением в беспорядок собственного туалета. Именно в этот момент Ермакова пожалела о том, что надела Нинкин костюм. Если бы на ней было финленовое платье, его можно было бы разорвать на груди, резко дернув за концы воротника. Конечно, кофточку костюма тоже можно попробовать дернуть, но трикотаж плотной вязки вряд ли порвется. А Нинка потом убьет, если даже ворот лишь растянется. Связываться с ней не стоит.

Таня сняла кофточку и прислушалась к себе. Пожалуй, не холодно… Конечно, не холодно! Именно в этом углу выходят на чердак трубы центрального отопления и поворачивают к другому подъезду. Не зря на чердаке женщины часто сушили белье. Жаль, что сейчас белье не висит: никто утром не придет его снимать, а значит, свидетелей того, что Таня с Юрой провели ночь на чердаке вместе, не будет. Сейчас она обрадовалась бы даже тому, чтобы дворовое хулиганье заявилось сюда играть в карты, но, похоже, у них нынешним вечером были дела поважнее.

Белую комбинацию из искусственного шелка вполне можно и разорвать – не жалко. Таня изо всех сил рванула ее на груди, и она послушно разошлась по шву между двумя кружевными вставками. Потом девушка сняла бюстгальтер, оторвала от него одну лямку и бросила сей предмет женского туалета поближе к Майорову. Подумав немного, сняла чулки, шелковый пояс с резинками, трусики, отправив все это к бюстгальтеру. После того как главное было сделано, она вдруг осознала, как замучилась, что немудрено: выпито на Любкиной вечеринке непривычно много, пьяненького Юру тащить на себе тоже оказалось нелегко. Таня улеглась Майорову под бочок, накрылась сверху кофточкой от Нинкиного костюма и заснула так же мгновенно, как минут десять назад это сделал Юра.

Когда молодые люди проснулись, Таня, вспомнив все, что было вечером, сказала Майорову стандартную фразу:

– Ты теперь должен на мне жениться.

– Почему вдруг? – спросил Юра и сморщился, поскольку каждое произнесенное слово производило эффект, подобный тому, как если бы в его голову забивали гвозди. Конечно, никогда в жизни гвозди в голову ему никто не забивал, но он предполагал, что это было бы отвратительно и чрезвычайно болезненно.

Таня порылась в складках сбитого и измятого плаща, вытащила оттуда по очереди сначала бежевые змейки чулок, потом нежно-голубой пояс с как-то особенно невинно болтающимися резинками, бюстгальтер с предусмотрительно оторванной лямочкой, трусики, предъявила эти детали собственного туалета Майорову, якобы для опознания, и даже спросила:

– Узнаешь?

Тот отрицательно качнул головой, хотя понимал, что выглядит при этом весьма и весьма глупо.

– Коне-э-э-эчно… – протянула Таня. – Ты же накинулся на меня, как зверь! Где тебе запомнить, что с меня содрал в один присест!

– Я содрал?! – Юра изумился так громко, что в мозгу будто проскочили жгучие, жалящие молнии.

– А ты видишь здесь еще кого-нибудь?

Майоров, морщась от дикой головной боли, зачем-то оглядел пыльный захламленный чердак, будто и в самом деле надеялся найти кого-то, кто неумело прятался за горой сломанных овощных ящиков или за мопедом без переднего колеса.

– Нечего озираться! – громко сказала Ермакова. – Мы здесь всю ночь были только вдвоем!

– Всю ночь?

– Всю ночь.

– Черт… Нас же наверняка с собаками по городу ищут…

– Ищут, конечно. Мои родители уж точно в милицию заявили.

– Так и мои, наверно…

Таня суровым взглядом лаборанта Евгения Павловича оглядела полуголого Майорова, тряхнула перед его носом своим бельем и спросила:

– А с этим-то что будем делать?

Юра, который, с трудом ворочая мозгами, наконец сообразил, в чем его обвиняют, ответил:

– Может, тебе для начала стоит… все это… хотя бы обратно надеть?

– А это ты видел? – И она опять ткнула ему в нос оторванной лямкой бюстгальтера.

– Ну уж трусы-то с чулками можно надеть…

– Можно, конечно… А ты, пожалуй, надевай брюки, потому что пора идти сдаваться.

– В смысле? – Майоров хотел саркастически прищуриться, но мозг опять прошила жгучая молния, и сарказм пришлось оставить до лучших времен.

– А в том смысле, что мы с тобой теперь практически… муж и жена! – с большим подъемом ответила Ермакова. – И скрывать я это ни от кого не собираюсь. Да и не скроешь… – Таня при этом так выразительно провела рукой по своему животу, что Юра, уже не обращая внимания на болезненные всполохи в мозгу, почти крикнул:

– Да что ты несешь?! Я никогда раньше… да я и не знаю, как это делается!

– Хватит врать! Ночью у тебя все очень здорово получалось!

– Врешь!

– Тебе принести справку от гинеколога? – спросила Таня. У нее саркастический прищур получился довольно легко, хотя голова тоже была не совсем в порядке. При этом она очень боялась, что Юра потребует каких-нибудь доказательств в виде капель крови на белье или плаще, исполняющем роль простыни. Но он не потребовал. Он только огорченно пробормотал:

– Ну… прямо не знаю… это атавизм какой-то… память предков… Я такого никогда не делал… Да и потом… – Он вскинул на нее совершенно очумелые глаза. – Даже если такой грех со мной произошел, не обязательно ведь прямо с первого раза будут какие-то последствия…