Проход открывался.

– Я тоже так хочу, – она мотнула головой, сбрасывая тяжелый капюшон. Светлые, почти белые волосы тут же взвихрила метель, но Ирн шикнул на хоровод снежинок, и он улегся снежной лайкой у ног.

– Прости, малышка, этого не будет, – нежно ответил он, поднимаясь и оставляя бледное мертвое тело ее отца на снегу. Он протянул руку и взял ее маленькую ладошку. – Идем. У тебя другая судьба, Лотта, человеческое дитя. Ты никогда не умрешь.

Спустя неделю – или пятьдесят лет по времени тайных северных холмов – Ирн поцеловал белые холодные губы сероглазой Лотты, новой правительницы фейри северных земель, в последний раз и вернулся в человеческий мир.

Ему предстояло подождать несколько дней до зимнего Солнцестояния, которое откроет проход в последнюю тайную рощу. У него было хорошее предчувствие – именно там прячутся остатки фейри, и там он их оставит умирать.

Вечно, до конца времен, когда мир вывернется наизнанку и тайные его схроны выплюнут свое содержимое.

* * *

С наступлением темноты Пикадилли взрывается огнями. Клубы Сохо расцвечивают ночь мазками разноцветных красок, растекающихся световыми пятнами из дверей. Девочки в виниловых юбках ломают ноги на десятисантиметровых платформах, мальчики в флюоресцентных футболках подводят глаза разноцветной тушью. Музыка перетекает в дым марихуаны, запахи духов сливаются с усталыми танцами

Высокий длинноволосый мужчина в распахнутой, несмотря на промозглый декабрь, белой рубашке и дизайнерских джинсах привлекает внимание завсегдатаев мгновенно.

Так здесь рождается мода – уже со следующей недели станет популярным золотистый загар и сдержанный блонд, драная на коленях голубая джинса и крупные пряжки на ремнях. Жаль, что вот этот утомленный взгляд, эти движения тонких пальцев, этот царственный поворот головы нельзя скопировать так же легко, как одежду.

Он пьет грушевый сидр за столиком снаружи паба, а со всех углов к нему уже крадутся, на него уже ведется охота и делаются ставки: мальчики, девочки, все сразу? Блондины, брюнетки, веснушчатые девицы с клубничными губами? Пойдет пить дальше или можно уже подсекать? Заманить в тайный бар на третьем этаже в Чайна-тауне или проводить до отеля?

Когда к нему подсаживаются две самые смелые – одна с иссиня-черными волосами и ресницами, от которых поднимается ветер, другая невзрачная, с короткой стрижкой и светло-русая, пухловатая для этого места и времени – Ирн легко читает их мысли.

Первая думает, что подружка удачно ее оттеняет, а в крайнем случае можно и с ней на троих, Иви, говорят, в постели хороша, вот пусть и трудится.

Вторая – Иви – любит свою подругу. Любит. Вот так, по-настоящему. И согласна быть для нее всем – фоном, третьей, брать все самое тяжелое на себя, только бы иногда, хоть напоказ для мужчин, иметь возможность целовать эти пухлые капризные губы.

Конечно, он не снимал никакого отеля, но – конечно – ему рады и с удовольствием предоставят господину президентский люкс в… ээээ… рекламных целях! Золото фейри дождем сыплется на стол, клавиатуру, заливает сверкающим водопадом дешевый офисный стул.

В номере круглая кровать и блестящий шест, и первая, брюнетка, моментально оказывается у него, демонстрируя свои умения. Глаза Иви светятся – она не сомневается, что все внимание Ирна уйдет ее подруге.

Но у него немного иные планы.

18. Ирн

Иви отходит в сторону, Иви ждет, что он уделит внимание настоящей жемчужине, Иви привыкла. Иви посмотрит.

Но Ирн лишь проводит над брюнеткой ладонью, стряхивая черно-зеленую пыльцу на бледную кожу и поворачивается к девушке. Обводит ее хищным колючим взглядом, словно вонзая тонкие осколки зеленого стекла ей под кожу. Иви вздрагивает как от боли. Она не привыкла быть в центре внимания. Взгляд мечется, падает на подружку – та продолжает вертеться вокруг шеста со стеклянными глазами и застывшей улыбкой. Руки и ноги гнутся и вытягиваются, тело извивается под неслышную музыку.

– Что с ней? – испуганно спрашивает Иви.

Но фейри не отвечает.

Шаги его неслышны, он как ветер, как солнечный луч, как паутинка, коснувшаяся лица, как лист дерева, скользнувший по плечу. Вот ты отмахнулась, Иви, от мимолетной ласки этого листа, а вот – в твои глаза уже смотрит травяная зелень глаз эльфа.

И стоит вдохнуть один раз его запах – солнечный, зеленый, древний – и ты забываешь о том, что твоя любовь сегодня снова не поняла твой намек. А может, поняла – снова, но ты ей нужна для другого, ты ей нужна, чтобы оттенять ее.

Стоит вдохнуть второй раз – и ты забываешь о том, что завтра тебе на работу, обрабатывать скучные анкеты, перекладывать с правой стороны стола на левую, вчитываться в косые строчки, отказываться от себя, не мечтать, потому что мечты отвлекают – быть винтиком.

Третий – и зрачки твои расширяются. В мире больше нет пустого холодильника в крохотной квартирке, не существует тесных джинсов с распродажи, нет злых весов, которые всегда – всегда! – показывают больше, чем надо, забыты мужчины, скользящие по тебе равнодушными взглядами, будто тебя нет.

И больше Иви не дышит – ее легкие и так заполнены запахом зеленоглазого фейри, ее голова заполнена сияющей красотой зеленоглазого фейри, ее лоно заполнено плотью зеленоглазого фейри – волосы, руки, губы, кожа, все, все, все заполнено зеленоглазым фейри.

Извивы Иви, искры Ирна, истекающий истомой искус, Иви, Иви…

Слушай, как плотно входит он в тебя, как выворачивается тело, стараясь приникнуть ближе к золотистой коже, коснуться каждым сантиметром, не упустить сладкие прикосновения.

Смотри, как стонут твои губы, как бьется сердце в горле, как останавливается в тот момент, когда он внутри полностью, до конца, как шелестит кожа о кожу сплетающихся тел.

Почувствуй его слова любви – ты никогда не знала таких слов. Ты никогда не думала, что их могут сказать тебе. Что их может сказать мужчина.

Свет его глаз – яркий, зеленый, темный, черный, взрывающийся, на осколки распадающийся в тот момент, когда он движется вперед, вперед, вперед, оборачивая твое тело вокруг себя. Ни сантиметра кожи не останется не зацелованным, ни единого нерва нетронутым, ни капли твоего сока не прольется мимо.

Запах женщины, вкус женщины, суть женщины, которая впервые в жизни чувствует себя – любимой. Желанной. Красивой. Единственной. Настоящей.

Ирн выворачивает ее наизнанку – влажное изнутри бесстыдно открыто его языку, пальцам, дыханию. Наизнанку – ненавидела мужчин и любила одну женщину, но теперь ее любит один мужчина и ненавидят все женщины, потому что эльфийский король любит сейчас только ее, ее одну, и ей дарит счастье