Тот как-то странно дернулся… вроде как пытаясь отползти, но не смог.

– Не стрелять!

Бандит повернулся к нам туловищем… щека в крови, кровь густая, почти малиновая, ползет с головы, медленно сочится. Рука на животе, в руке «эргэдэшка». Уже без чеки.

– П…ц вам, москали! Слава Украине… – довольно отчетливо сказал он

– Стий! – заорал я. – Нэ роби! Не треба!

Вот уж в который раз Мудрого викинга хвалю. Это он от всех требовал хоть как – но знать мову. Хорошо, плохо, но что-то знать. Я, наверное, плохо знаю, но что-то все равно знаю. Не такой плохой язык, кстати.

Как я и подозревал, украинский произвел впечатление. Обычно, если сбиваешь первый порыв, дальше проще. Не каждый может хладнокровно подорваться.

– Ти хто?

– Я с Луганска, – перешел я на русский.

– Кацап…

– Какой я кацап? Я на Украине жил. Пока такие, как ты, нас не выгнали.

– Ми за витчизну керували. Слава Украине!

– Не делай! – заорал я. – Думай сам! Жив останешься – мы тебя обменяем. Нет – вместе тут сдохнем!

…

– Нам чужого не треба. Думай головой. Тебя твои же сдали. Как, ты думаешь, мы тут оказались?

…

– Ты знаешь шо?

– Ни.

– А ти хто?

– Водий[18]я.

– Вот видишь? Ты нам без надобности, нам ваши керивники нужны. Отвезем на больничку, затем обменяем. Здесь больничка хорошая. Ну?

– Кацап ты… – сказал водитель.

– Какой с мени кацап… – сказал я, – у мени жинка з Кииву. Давай. Держи руку.

Я смотрел на него, а он смотрел на меня. Только не приведи господь кому вмешаться сейчас. Взлетим ведь, точно взлетим.

– Ну? Давай. Спокойнее.

Я наклонился, положил его руку на свою. Сжал пальцы на гранате.

– Во. Це дило.

За спиной оглушительно грохнуло, пуля прошла так близко, что рванула рукав куртки. Липкое, горячее месиво брызнуло мне прямо в лицо…

Как я удержался на ногах? А хрен его знает. Спросите что полегче, ладно? Я ведь в Волгограде был. Туда нас перебросили – считай с аэропорта в бой, троллейбус взорвался. Прямо под Новый год это было. Я в Сирии бывал. В Афганистане бывал. В Донецке – под видом представителя при миротворцах пошманался, после того как… надо было определяться, учреждать резидентуру. Кровь-кишки-расп…расило – повидал так, что…

В общем, на ногах я устоял. И даже смог выдернуть из навсегда онемевших пальцев гранату, каким-то чудом вставить булавку вместо чеки. На роже были липкие, горячие сопли, и воняло просто омерзительно, да в голос заходилась какая-то баба. Я шагнул к Децлу, неподвижно стоящему с автоматом, и тяжело ударил его в лицо, а потом еще добавил ногами. Потом меня подбежавшие мужики оттащили…

Пришел в себя я в машине, на переднем пассажирском. У меня на всякий случай в багажнике лежала бутылка полугара, мягкого хлебного вина крепостью чуть меньше водки. Я держал бутылку и время от времени отхлебывал из горлышка. А на приборке лежало полотенце, все в буро-красных разводах. Не помню, как я вытерся…

Впереди тревожно мигал маяком ментовский «бобик». «Скорая» уже уехала. Как и обычно – вечером в новостях будет ролик про нейтрализованную банду. Это даже… ведь правда. Не вся только…

Хлопнула дверь, кто-то сел за руль. Рука бесцеремонно выдернула бутылку:

– Дай…

Севший за руль мужик основательно хлебнул, остановился, посмотрел на просвет и допил до конца. Бросил назад – бутылка жалобно звякнула.

– Как?

Я не ответил.

– Ты, кстати, Децлу ребро сломал, кажись. За что?

Это был Серый, у луганчан кто-то вроде бригадира. Бывший опер из уголовки, из ОБОПа[19].

– За дело, – подумав, сказал я

– Ты тут буром не при, – спокойно сказал Серый. – Шет молчит, как партизан. Ты – как рыба об лед. Вы чего – ох…и?

…

– Харэ. Поехали, потом разберемся. Ключи где… ага.

Дизель заурчал, машина начала разворачиваться. Потом мы покатили на выезд из города. Несмотря на выпитое, опьянения почти не было, только во рту как кошки наделали.

– Ты знаешь, как мы Децла нашли?

…

– Он в селе жил, недалеко от Луганска. Там железка проходит, поэтому бандерня туда по первой пришла. Отца у него не было – на зоне. Мать с малым дитем. Он в лесу прятался, с партизанами. Потом вернулся домой… мать на кол посадили. Во дворе прямо…

…

– Так что ты не суди. Понял?

– Я не сужу.

– Судишь. За помощь – спасибо. От всего сердца, брат. Но не суди нас. У каждого – свои счеты.

– Я не сужу, – с нажимом сказал я.

– Все мы под Богом ходим.

– Человеком надо быть.

– Человеком… Человеком, это ты, брат, хорошо сказал. Только как в больничке побываешь… а еще хлеще в морге – как-то не получается больше человеком быть.

…

– Вот так вот. Бог нас рассудит. А ты – не суди.

Выйдя на трассу, рванули на Ростов. Шпарили под сто тридцать, полиция не останавливала – наши машины знали, связываться не хотели. Где тренога[20]– там штраф по почте придет…

База наша – временная – находилась в Батайске, там когда-то военный аэродром был, потом забросили, площадка бурьяном заросла. Теперь там – вроде как запасная площадка Ростовского вертолетного, а по факту – кого только там нет. Начиная от сербских комитачей, которые приехали «брату русу» помочь, а потом – они это и не скрывали – идти обратно, уже спаянными командами, с оружием – Косово от наркомафии освобождать. И заканчивая спецназом ГРУ – по крайней мере, я так думал, что это спецназ ГРУ, они сами не представлялись. Сама эта площадка не использовалась нами как военная база, дураков нет – подставляться. Все держались вокруг нее, некоторые в самом Ростове. А на площадке базировалась самая разная техника от «Ми-17» до мотодельтапланов. Ну и… склады там кое-какие были, какие в городе нельзя было держать. Но рисковать и базироваться непосредственно там никто не хотел – под удар попадать дураков нет.

И потому мы свернули не на саму площадку, свернули раньше. Прокатившись по дороге в степи, въехали в село. Тут на окраине – наши. До аэродрома пять кэмэ.

Прошли КП – просто забор, но около него всегда кто-то был, и с оружием – на случай чего. Прокатились по разбитой комбайнами дороге, встали под навес. Здесь надо быть осторожным, паркуешься – всегда под крышей, когда есть такая возможность. Сверху следят, даже ночью, – это надо помнить.