Клавдией Николаевной у них на пасеке. Сколько было разговоров, сколько интересного услышали они от опытного горного инженера, хорошего рассказчика и собеседника! Немало они тогда побродили по тайге, а уж сколько раз на рыбалке бывали совместно — и не сосчитать. Словом, крепко они тогда сдружились, хотя по возрасту годятся Борису Васильевичу в сыновья, а то и во внуки.

— Но я ещё самое главное не сказал, — продолжал между тем Пётр Иванович. — Приглашают они с Клавдией Николаевной наших ребят с Надюшей к себе в гости. Пусть, говорят, поживут у нас в весенние каникулы. Там у них на руднике интересные вещи происходят. Как Борис Васильевич кое-что рассказал — так мне даже самому, как мальчишке, захотелось всё это посмотреть.

— Вот оно как выходит, — откликнулась Марфа, — так бы сразу и говорил! Значит, заскучали Борис Васильевич с Клавдией. Детей-то своих давно отправили вить свои гнёзда — видать, тоска стала заедать, — заключила она и тут же добавила: — А что же там такого занимательного может быть на руднике? Копают себе, руду добывают.

Мать спрашивает, а у ребят уши на макушке. Раз уж отец говорит — значит там, на руднике, случилось что-то чудесное, волшебство или открылась какая-то тайна.

— Ну не говори, — энергично возразил жене Пётр Иванович, — сама думай, они же карьер копают на месте старого города. Конечно, город небольшой, но ведь это рудник, которому скоро двести лет стукнет. Они историю копают, вот что они делают! — почти в сердцах произнес Пётр Иванович. — Там что ни копни, открывается какая-нибудь тайна. То на подвал наткнутся забытый, то на зарытый клад, спрятанный в годы Гражданской войны. А то ещё старые выработки, шахты вскрывают. Вот сто лет стояла шахта, никто в неё не лазил, а тут — на тебе: открылась вся картина, которая была в те забытые времена. Деревянные трубы для водоотлива, кайлушки старинные, да мало ли чего!

Роман и Стёпа при этих словах так и замерли, даже не в силах засыпать отца вопросами, на которые он, конечно, не смог бы ответить.

— А то ещё, — продолжал отец, — откопали старинное кладбище, о котором все давно уж позабыли и не знали о его существовании.

— Ну уж кладбище трогать не стоит, — обрезала мужа Марфа, — ты мне лучше об этом не говори.

— Оно бы, конечно, так, но куда денешься, не будешь же закрывать карьер из-за погоста, где похоронено два десятка человек сто пятьдесят лет назад, — оправдывался Пётр Иванович. — Борис Васильевич и так обеспокоился такой неожиданностью, распорядился, чтобы останки по-божески свезли на Зыряновское кладбище.

— Вот так-то оно и лучше, — подытожила Марфа, — а тебе бы не стоило и вообще упоминать об этом, тревожить души усопших.

— Это ещё не всё, — снова начал Пётр Иванович, — там у них в карьере обнаружилось ещё другое кладбище — мамонтов.

— Как это мамонтов? — тут уже мальчишки подключились к разговору. — Кто же это может хоронить мамонтов, уж не сами ли они? В то время и людей-то, поди, не было.

— А вот так, никто не знает почему, но в одном месте чьих только костей не находят. Борис Васильевич перечислял мне — там кроме мамонтов ещё и носороги были, и бизоны. Да что там говорить — съездите, своими глазами всё увидите, нам с матерью расскажете. Нам-то ведь тоже интересно.

— Ещё бы не съездить, конечно, поедем! — с воодушевлением отвечал Роман. — Вот Надюха уже от радости даже запрыгала. Такое и в музее не увидишь. Только бы до каникул дождаться, а там будь здоров — махнём в первый же день.

— Вот и хорошо, дождёмся тёплых дней, и поезжайте, — даже Марфа не возражала. — Развеетесь от школьной жизни. За партами сидеть как не надоест. Да и от тайги отдохнёте, городскую жизнь посмотрите.

Зыряновск менял своё лицо. Уходил в прошлое старый город со своими хибарами, почерневшими от старости деревянными копрами шахт, горами отвалов и непроходимой грязью на кривых улочках. Всё это сносилось развивающимся вширь карьером, рядом строился новый город с каменными двух- и трёхэтажными домами, с асфальтированной центральной улицей, получившей название Советской. На главной площади города строился вовсе не горсовет и не горком партии, как положено, а здание управления Свинцового комбината, и уже этот факт говорил о том, что настоящим хозяином в городе было горное производство — рудники и обогатительная фабрика.

Как и прежде, город утопал в грязи. Жирный чернозём расползался под ногами, стоило лишь взбрызнуть дождичку и уж тем более весной, когда только что сошёл снег и умолкли ручейки. По этой причине перед каждым домом стояло самодельное железное корыто с водой и веником для мытья обуви, почти единственной в это время, в виде резиновых сапог.

Квартиру Воронкова — начальника РОРа, как назвали рудник открытых работ, а проще — карьера, они нашли быстро и были радушно встречены хозяйкой Клавдией Николаевной. Вечером пришёл и Борис Васильевич — усталый, но довольный юным гостям.

— Вот вы, ребята, живёте там, в своём лесу, не замечая, что находитесь в раю, — начал он, хлебая щи, — а мне ваша Большая Речка до сих пор во сне снится. Рыбачу там в омуте под водопадами, а сам думаю: не бросить ли мне своё горное дело да заняться бы пчеловодством, как Пётр Иванович? Ну рассказывайте, что там нового на пасеке, как здоровье Петра Ивановича и вашей мамы. Всё в порядке — вот и хорошо. А мы с Клавдией Николаевной предлагаем вам пожить у нас с недельку, да сколько хотите. У нас тут на карьере такие дела интересные разворачиваются!

Борис Васильевич внимательно посмотрел на ребят: слушают ли они? Конечно, слушают, ждут дальнейшего рассказа, а что молчат — так это из приличия и чтобы не выдать своего волнения и радости.

— Так вот, ребятки, открылась у нас тут, как в Древнем Египте, долина захоронений. Ну не фараонов, конечно, а целый комплекс древних животных, хоть зоопарк не открывай. И кого только нет: мамонты, шерстистые носороги, бизоны, олени, лошади. Каждый день новые находки. Ну и кладбище старое. И откуда взялось? Нигде на карте не значилось. Просто беда. У меня тут женщины — рабочие, что чистят кузова самосвалов, — работать отказываются. Жалуются, что смрад идёт, спасу, говорят, нет от костей человеческих. Я уж противогазы заказал, договорился с городскими властями — будем свозить в коллективную могилу останки зыряновцев-первопоселенцев. И говорить про это неудобно, да куда денешься!

Борис Васильевич задумался и через минуту продолжил:

— Хотя нет. Хочешь не хочешь, а придётся поделиться. Дело тут деликатное.