Сковырнув защитный алюминиевый колпачок и щёлкнув миниатюрным тумблером, военврач облегчённо вздохнул. Он почти физически чувствовал, как тревожный сигнал пронизывает десятки метров почвы у него над головой. А на базе его ловят, идентифицируют и говорят: «О, посмотрите-ка! Да это же лейтенант Рождественский! Не может быть! Скорее посылайте спасательную группу, немедленно вытащим его оттуда!»

Но и сидеть сложа руки тоже не годилось. Повертев головой, Володя прикинул: вроде бы они шли оттуда. Значит, в эту же сторону, к люку, и нужно возвращаться. Может быть, он ещё успеет догнать своих — при условии, что они целы… Если же нет, то хотя бы подберёт чей-нибудь армган или найдёт свой. Это же тоннель, а не лабиринт. Возвращаться следует только тем путём, которым пришёл сюда. А потом он вылезет наверх, до берега там рукой подать, место вроде бы тихое…

Вполне вероятно, так всё и случилось бы. Вот только военный врач в звании лейтенанта Владимир Рождественский перепутал направление и пошёл совсем в другую сторону.

Он быстро шагал, инстинктивно стараясь держаться поближе к стене и даже касаясь её левой рукой. В правой Рождественский сжимал пистолет. Датчик оживать по-прежнему отказывался, но мёртвая тишина в тоннеле, нарушаемая лишь занудной капелью, демонстрировала, что он здесь один. По крайней мере, пока.

— Артиллеристы, Сталин дал приказ, — забормотал было Володя в такт шагам, но тут же испуганно осёкся. Наверное, лучше не шуметь. А может, правы были Константинов и добрый генерал Пирожок? Нужно было плюнуть на амбиции, отправиться в Техас, оперировать там в тёплом, светлом, стерильном госпитале жертв гражданской войны, а после смены идти в бар есть поджаренные добродушным толстым негром горячие стейки средней прожарки с гарниром из пышного картофельного пюре и сладкой кукурузы… Запивать всё это великолепие ледяным пивом, наливая его в кружку из запотевшего полуторалитрового кувшина…

На глаза навернулись слёзы. Теперь-то уже ничего не поделаешь, несчастный военврач прекрасно это понимал. Главное — выбраться, а потом уже разберёмся, решил он. А вместо стейков пока обойдёмся противной ореховой пастой — безвкусный сухпай из контейнера пускай лежит на чёрный день, чтобы не открывать лишний раз забрало шлема.

Потянувшись губами к эбонитовому наконечнику и зачмокав, Володя не заметил, как из чёрного пролома под самым потолком выглянула вытянутая перекошенная тень. Двигаясь механически, рывками, она выбралась из своего укрытия, на миг зависла над беззаботно бредущим внизу военврачом и внезапно обрушилась на него.

Рождественский коротко вскрикнул, треснулся головой о цемент и во второй раз за последнюю четверть часа потерял сознание.

Фонарик погас.

Володя закашлялся, потому что прямо в горло ему лилась вонючая обжигающая жидкость.

— Ожил, — удовлетворенно, хотя и с некоторым удивлением сказал знакомый голос.

Рождественский открыл глаза и увидел над собой лицо, которое тоже оказалось знакомым. Сердитые бесцветные глазки, мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно отвратительные гусеницы.

Маленький сталкер Бандикут. Только его не хватало.

— Чё, узнал дядю? — осведомился Бандикут и противно захихикал. — Вот уж кого не думал ещё раз встретить в этом мире, так это тебя, доктор-врач.

Володя продолжал кашлять — уж больно едкой и противной оказалась гадость, которой пытался напоить его злобный коротышка. Жидкая пластмасса, не иначе. А он ведь глотка три, а то и четыре сделал…. Тьфу, дрянь какая!

Однако в голове слегка прояснилось, военврач сделал глубокий вдох и тут же подавился прохладным воздухом, сообразив, что забрало шлема открыто. Он нелепо зашарил и зашлёпал руками по лицу, пытаясь захлопнуть забрало, но тут же понял, что лежит вообще без шлема.

— Не гоношись, — деловито велел Бандикут, завинчивая крышку на зелёной пластмассовой фляге и пряча сосуд за спину. — Дыши легко и свободно, как на магаданском курорте. Уж от чего — от чего, а от воздуха на Зоне сдыхают в самую последнюю очередь, доктор-врач. Обычно до летательного исхода просто не доходит, гораздо раньше помирают от чего-нибудь другого.

— Летального, — машинально поправил Рождественский, приподнимаясь на локтях. Сесть у него с первого раза не вышло. — До летального исхода.

— Один хрен в результате погибший труп насмерть убитого покойника выходит. Хоть по-научному, хоть по-простому, по-сталкерски, — рассудительно заметил Бандикут. — А ты вообще куда пёрся-то, скажи на милость?

— К своим, — угрюмо буркнул Володя. Он всё же сумел сесть и обнаружил, что находится в довольно просторной пещёрке, освещаемой переносным фонарём. С низкого потолка свисали сухие корешки и какой-то серый мох — наверное, так изнутри выглядит барсучья или кроличья нора. Фонарь был древний, такие Рождественский видел только в кино. За выпуклым подкопчённым стеклом потрескивало и плясало синеватое пламя; кажется, там горел керосин или бензин, а то и вовсе какое-то масло.

Помимо фонаря в пещёрке имелись драные полосатые матрасы (на одном из которых военврач и сидел в данный момент), бесформенная куча железяк в углу и — чудо, чудо! — оставленная им под изуродованной сосной «репка с маком», она же роботизированный полевой медицинский комплекс РПМК, невинно пострадавшая в неравной схватке со сталтехом.

— Подобрал вашу бандуру, — с гордостью сообщил сталкер, перехватив Володин взгляд. — Полезная штука, чё. Пригодится в хозяйстве.

— Это армейское имущество! — возмутился Рождественский.

— Сам ты армейское имущество, доктор-врач, — неприятно усмехнувшись, сказал Бандикут. — Я за вами зря, что ли, по развалинам таскался? Под землю даже попёрся, жизнью рисковал, можно сказать. Так что трофей не обсуждается. Понял? Станина с шасси от метателя там осталась, вот её можешь забрать. Только на хрена она тебе? Ралли по Зоне устраивать? Да и куда тебе наверх-то, тебе к мамке надо. А поскольку мамки тут нету, то временно я за неё побуду.

Володя не нашёлся, что сказать на такую наглость. К тому же он чувствовал, что быстро пьянеет. Из желудка поднималось неприятное тепло, перед глазами всё плыло. А ведь если у него и в самом деле сотрясение мозга, то алкоголь ему никак нельзя!

— Чего ещё скажу, — продолжал тем временем Бандикут, доставая из-под матраса мятую консервную банку без каких-либо опознавательных знаков и откупоривая её ножом. Нож был Володин. — Дурак ты круглый, доктор-врач. Врубил свой маяк и прёшь как дядя Стёпа.

— Как… как кто?

— Дядя Стёпа. Был такой козырный мент в детских книжках, ты тогда небось не родился ещё. Сейчас вас таким книжкам не учат, говну всякому только… Дядя Стёпа Мент, короче, тоже ходил как долбня, издалека видная. Ты что, не соображаешь, что твой маяк — та ещё приманка для железяк? Я его сразу выковырял к бесу.

— Это же аварийный м-маяк… — заплетающимся языком пробормотал Рождественский.