Урс передал поднос Люсиль. Она изучила содержимое и подмигнула ему, облизывая губы.

— В трех сушеных грибах содержится примерно один грамм псилоцибина, — объяснила Шива. — В зависимости от веса тела вам потребуется либо больше, либо меньше. — Она бросила многозначительный взгляд на Пию и Эдвина. — Я, к примеру, принимаю по четыре.

Она наполнила стакан водой и бросила туда три таблетки. Вода вспенилась и окрасилась в оранжевый цвет.

— Витамин С в чистом виде. Перебивает вкус и улучшает действие.

Шива взяла с подноса четыре темно-коричневых кусочка, положила себе в рот и начала жевать.

— Пережевывайте так долго, сколько сможете выдержать.

Она жевала с закрытыми глазами.

— Как коза, — шепнул Бланк Люсиль. Она приставила к губам палец.

Шива жевала, широко раскинув руки, как будто собиралась выполнить опасный трюк на канате. Наконец, уловив первые признаки того, что публика начала терять терпение, она схватила стакан и выпила его залпом. Теперь можно было брать грибы.

— Ты сколько возьмешь? — прошептал Бланк.

— Четыре.

— Тогда и я четыре.

— Ты на двадцать кило тяжелее меня. Бери шесть.

— Как они действуют?

— Как ЛСД, даже еще лучше. Органичнее.

— А как действует ЛСД?

Люсиль рассмеялась:

— Как косяк, от которого улетаешь.

Бланк выбрал себе шесть грибов. Три средней величины и два поменьше. Среди средних затерялся совсем маленький, и Урс взял его шестым. Люсиль в это время наблюдала за ним.

— Трус.

Она взяла четыре средней величины, положила в рот и стала пережевывать. На вкус грибы отдавали старыми носками. Сначала сухими, потом мокрыми. Консистенция тоже была схожей. Пожевав некоторое время, Бланк понял, отчего Шива представила это как испытание. По мере превращения в кашицу грибная масса становилась все горше на вкус.

Люсиль толкнула его в бок. Состроив гримасу, она начала считать на пальцах до десяти. Бланк считал вместе с ней. На последнем счете они схватили свои стаканы с витаминным лимонадом и быстро запили им кашицу.

— Тьфу, черт побери, — выругался Бланк.

Первым делом Бланк почувствовал, что барабанный бой уже не действует ему на нервы. Незадолго до этого Бенни принялся стучать на маленьких бонго. Бланку захотелось встать и уйти. Теперь, спустя четверть часа, ему уже ничего не мешало. По правде сказать, даже начало нравиться. И когда Люсиль вместе с кем-то из находящихся в типи решила поддержать парня игрой на трещотках, маракасах, бубнах и других ударных инструментах, его чувства пришли в полный порядок.

Чуть позже Урс обнаружил, что и сам играет. Он поймал себя на том, что держит в руке бубен и со все возраставшей уверенностью подыгрывает джем-сейшену.

В какой-то момент он заметил, что задает тон. Все внимали его знакам, удваивали ритм, если он удваивал, замедляли, когда он замедлял. Он начинал и вел за собой остальных, поправлял сбившихся, давал отбой. Как-то само собой получилось, что все признали авторитет Бланка.

Это он, Урс Бланк, весьма посредственный танцор, бездарный ученик, так и не освоивший игру на фортепьяно, никудышный певец, вдруг стал воплощением ритма. Внезапно он постиг музыку — всю музыку — в ее самой глубинной сущности. Он внимал звукам Вселенной, соединял и упорядочивал их в конечном опусе. Это было уникальное и единственное исполнение, после которого, казалось, никакая другая музыка уже невозможна.

Джо принимал грибы так часто, что с каждым разом было все сложнее уйти в отрыв. Лишь благодаря десятилетнему опыту употребления галлюциногенных препаратов ему удавалось с помощью нескольких ухищрений да воспоминаний о прежних ощущениях выйти, что называется, на орбиту. Но гармония предполагает полную согласованность чувств. А в этот раз что-то не согласовывалось.

Адвокат, которого привела — непонятно зачем Люсиль, тянул все на себя. Поначалу он показался Джо вежливым и сдержанным человеком. Можно даже сказать, нерешительным. Он единственный, кто зашел в парилку, прикрывая живот махровым полотенцем.

Но не прошло и десяти минут после того, как он проглотил грибы, — и вот уже тиранит окружающих. Завладел бубном, сразу же стал навязывать группе свой ритм и прикрикивать на тех, кто не желал подчиняться. Джо никак не мог сосредоточиться. Он чувствовал себя так, словно всякий раз, как ему удавалось ухватиться за край ковра-самолета, дурные вибрации, исходившие от этого человека, вновь низвергали его наземь.

Люсиль умирала от смеха. Урс совершенно преобразился. Чего он только не вытворял со своим бубном! Она и представить не могла, что можно так не чувствовать ритм. Он скакал по типи, ни разу не попадая в такт. При этом самого себя определенно считал гением ритма. Он поправлял тех, кто не мог барабанить так же фальшиво, совал им свой бубен под нос и громко бил по нему, пока они не выпадали из такта.

От смеха у нее в животе начались колики.

Эдвин и вовсе ничего не почувствовал. Другое дело Пиа, которая все время показывала на его лысину и хихикала:

— Остроконечник лысоголовый!

Так назывались психоделические грибы, которые они попробовали. Уморительно. Но он ничего не чувствовал. Кроме разве что поднимавшегося в нем раздражения по поводу кривлянья Пии и прямо-таки ненависти к адвокату с его барабанным террором.

Нельзя сказать, что имя Урса Бланка ничего ему не говорило. Адвокат был замешан в игре вокруг слияния его банка, из-за этого слияния ему придется через год раньше времени уйти на пенсию. Но он не подал вида и постарался отнестись к Бланку непредвзято, как к остальным участникам ритуала. Поначалу у него это получалось. Бланк показался ему совершенно нормальным и дружелюбным человеком. Эдвин убеждал себя: ведь идея о слиянии принадлежит не ему, он только выполнил свою работу, тут нет его вины.

Но теперь, когда Бланк повел себя так, словно сам изобрел бубен, Эдвин пересмотрел свое мнение. Верным было предварительное. Бланк — дерьмо, вообразившее о себе невесть что, каким он его, собственно, и считал с самого начала.

Земля уходила из-под ног. Бланку пришлось сесть. Перед глазами все поплыло. Бланк отложил свой бубен и крепко схватился за землю. Он пристально глядел вверх, в то место, где сходились стойки типи и виднелся кусочек синего неба.

Небо тоже куда-то уплывало. Бланк закрыл глаза, но небо не исчезло. Оно болталось, как маятник. Он снова открыл глаза. Никакой разницы. Синий маятник по-прежнему ходил туда-сюда. Амплитуда его вращений сокращалась, а Урс тем временем кружился все быстрее. Типи было волчком, который вертелся, словно потерявшая управление ярмарочная карусель. Центробежная сила прижала Урса к стенке типи. Барабанный бой не смолкал, то накатываясь волной, то затихая. Бланку хотелось крикнуть: «Остановитесь!» Но звуки не выходили. А волчок все вращался, вращался, вращался.