И тут открывается переборочная дверь, и в нее влетает зам командира:

– Что с запором? Артемов!

Артемов весь в масле, в мыле, в глазах ярость:

– А ХРЕН ЕГО МАМУ ЗНАЕТ!

Старпом немедленно нападает на зама:

– Николай Васильевич! Только тебя здесь не хватало!

– А что, – зам тушуется, – спросить уже нельзя?

– Уже спросил! Стой и не дыши! Без тебя тут! Воздуху не хватает!

Артюха разобрал наконец:

– Палец! Заклинило! Сейчас оторву! Вот! Нужен новый палец!

– Палец! – орет старпом. – Дайте ему палец!

Кто-то уже нарыл палец в ЗИПе, протягивает его – и сейчас же десятки рук передают палец Артюхе, тот смотрит на него с сомнением:

– Не тот! – говорит он.

– Другого нет!

– Тогда этот укоротить и обточить, как этот! Пять секунд! Время пошло!

Комдив дивизиона живучести одним прыжком оказывается у «каштана»:

– Десятый!

– Есть, десятый!

– Токарный станок подготовить к работе!

– Есть!

– Бегом!

Командир БЧ-5 бегом бежит в десятый отсек, сам становится к токарному станку и начинает обтачивать палец. Через минуту он его подогнал, бегом назад, и палец вручается Артюхе.

– Ну?

– Кручу же, не видите? – Артюха крутит как заводной!

– Ну!

В центральном.

– Сколько до крейсера? Дистанция?

– Пять кабельтовых!

– Все! Лево на борт! Всем держаться за что попало! Удар будет скользящий!

– Он на нас идет! Сейчас напоремся!

И тут прерывая всех доклад из шестого:

– Центральный! Центральный! Шестой! Второй запор управляется! Управляется! Закрыт второй запор по вдувной!

Начштаба истово перекрестился, и…

– Куль тебе в дышло! Куль! Вот! Срочное погружение!

– Срочное погружение!

Лодка срочно уходит вниз, под воду, с перекосом.

– Осушается цистерна быстрого погружения!

И тут…

– Аварийная тревога! Вырвало клапан по забортной воде! Поступление воды в трюм!

Начштаба смотрит только в подволок. Все команды идут фоном, на переднем плане только его лицо.

– Отбой аварийной тревоги! Устранена течь по забортной воде! Носилки и врача в третий, в трюм! Ранен матрос Усманов!

И тут над головой раздается шум винтов – крейсер утюжит над лодкой воду.

– Давай, давай – говорит начштаба, устало уставясь в подволок, – работай. Утюжь море. Помогает. Хрен тебе, а не лодку.

И тут только он обращает внимание на происходящее:

– Что там с матросом?

– Ничего. Поцарапало. Больше со страху.

– Это хорошо, когда со страху. Без страха – это не матрос. Я в каюте.

– Есть!

Память человеческая, что ж ты делаешь с нами! Ты все время подсовываешь нам то, что когда-то было. И тебе совсем не интересно, что тут происходит сейчас.

Сегодняшнее просто складывается где-то в твоих уголках, и только потом, со временем, оно обретает теплоту и ценность, а до той поры и не нужно оно вовсе.

Андрей Антоныч в кровати с женой. Воскресенье, долгожданный выходной. У Андрей Антоныча не было выходного уже месяца три. Зима, за окнами метель. Андрей Антоныч проснулся было по привычке в шесть часов утра, а потом вспомнил, что у него выходной – и обратно в кровать, к жене под бочок – хорошо!

Вроде только забылись на полчаса – страшной силы звонок в дверь.

– Что это? – из-под одеяла.

– Господи! Не дают в выходной поспать! – жена поворачивается с досады. – Что это? Твои это! Тебя! Опять на службу небось вызывают!

Но за дверью не «твои», за дверью соседка:

– Вставайте! Ваську во дворе завалило!

– Кто такой Васька?

Васька – шестилетний сын соседки двумя этажами выше. Он вышел во двор поиграть, сугроб над детской площадкой метелью нанесло. Солнце встало – он и обрушился, поглотив всю площадку. А там Васька играл – его и накрыло.

Андрей Антоныч мгновенно одевается:

– Сколько времени?

– Двенадцать часов!

– Это мы столько спали?

– Метель…

– Метель давно кончилась – солнце вовсю!

– Кто видел, что его завалило?

– Я видела!

Все соседки уже на ногах, толпятся в двери.

– Андрей! – жена Андрей Антоныча уже одета и командует. – Ты чего там возишься?

– Иду, Глафира!

– Какая я тебе Глафира?

– Ну Марфа! Какая разница! Вы ж халат надели – и уже на работе. Где его завалило? Так, бабоньки, всех собак сюда.

– Каких собак?

– Домашних! Каких! Зеленых! И вещи этого Васьки несите. Собаки найдут. Хоть одна должна взять след! Кто тут видел, как его завалило?

– Я!

– Показывать будешь. Лопату. Мне. Одна бегом в госпиталь за врачами. Чтоб тут же были здесь. А одна за моим Саней побежала! Стаю матросов ко мне сюда. С лопатами! Ну, чего стоите? Я во двор – откапывать пацана. Время на минуты!

Из собак след взял один только Граф. Он тут же начал рыть лапами снег и повизгивать.

– Молодец, пес!

Андрей Антоныч копал сначала лопатой, потом голыми руками. Пока прибежал Саня с матросами и медики с машиной «скорой помощи», он уже отрыл Ваську – парень без сознания.

Вокруг него сгрудились медики, Андрей Антоныч тяжело дышит – рыл минут двадцать голыми руками снег, боялся лопатой задеть.

– Ну, чего там?

– Сейчас!

– Дышит?

– Нет пока!

– Давай, медицина, должен задышать!

– Сейчас!

Наконец парень вздохнул.

– Дышит?

– Ну!!!

– Я же говорил! Васька, а Васька!

Васька медленно открыл глаза.

– Как ты, Васька?

– Маме только не говорите, – первое, что сказал Васька.

Как папа

Обычно в городке женщины просыпаются к одиннадцати часам утра, потому что мужья проснулись в шесть и ушли на службу, после чего так сладко вздремнуть. Поэтому на улицах никого. Только девушка с коляской, где у нее лежит грудной ребенок, а рядом с ней важно вышагивает четырехлетний карапуз. И еще в поселке патруль – офицер и два матроса. Они тут для порядка. В середине поселка озеро, вот на его берегу девушка и остановилась. Требовалось что-то поправить внутри коляски, девушка отвернулась туда, а ребенок ее пошел в озеро. Медленно, но решительно. Уже по грудь зашел, когда его патрульные – патруль все это видит («Ну-ка, народ, спасай мужика!») – выловили.