Отрицание же возможности памяти о рождении, основанное на том обстоятельстве, что кора головного мозга новорожденного не полностью миелинизирована, выглядит особенно нелепым, если учитывать, что памятью наделены многие низшие организмы, у которых и вообще нет коры головного мозга. Ведь хорошо известно, что некоторые первоначальные виды протоплазматической памяти существуют даже у одноклеточных организмов. И то, что такое вопиющее логическое противоречие появляется в контексте строгого научного мышления, несомненно, озадачивает, но как-то уж слишком напоминает результат глубокого эмоционального вытеснения, которому подвергается память рождения.

Величина чувственного и физического напряжения, задействованного в деторождении, явно превосходит значение любой послеродовой травмы младенчества и детства, обсуждаемой в литературе о движущих силах психики, за возможным исключением крайних форм физического насилия — при изнасиловании. Различные виды переживательной психотерапии уже накопили массу убедительных доказательств того, что биологическое рождение — самая глубокая травма в нашей жизни и событие первостепенной духовно-психической важности. Оно в мельчайших деталях запечатлено в нашей памяти вплоть до клеточного уровня и оказывает глубокое влияние на наше психологическое развитие.

Воспроизведение памяти о различных сторонах биологического рождения совершенно достоверно и убедительно, и часто оно снова проигрывает весь этот процесс в фотографических подробностях, что может происходить даже с людьми, которые не имеют никакого рассудочного представления о своём рождении и не обладают никакими акушерскими сведениями о нём. Однако все эти подробности могут быть подтверждены, если доступны надлежащие записи о рождении, или надёжные личные свидетели. Например, через непосредственное переживание мы можем обнаружить, что родились ногами вперёд, что во время наших родов использовались щипцы или что мы родились с пуповиной, обвившейся вокруг шеи. И мы можем почувствовать ту тревогу, биологическую ярость, физическую боль и удушье, которые переживали при рождении и даже правильно распознать тот тип анестезии, который использовался в данном случае.

Часто это сопровождается различными позами и движениями тела, рук, ног, а также вращениями и наклонами головы, сгибаниями и выгибаниями шеи, которые в точности воссоздают картину данного вида родов. Когда вновь переживается процесс рождения, то кровоподтёки, припухлости и иные сосудистые изменения неожиданно появиляются на коже в местах, где прикасались щипцы, или где горло пережимала пуповина. Подобные наблюдения подтверждают, что запечатление травмы рождения проникает любыми путями вплоть до клеточного уровня.

Сокровенная связь рождения и смерти в нашей бессознательной части психики имеет знаменательный смысл. Она отражает то обстоятельство, что рождение в своей возможности или даже в действительности является угрожающим жизни событием. Роды жестко прерывают внутриутробное существование эмбриона. Он «умирает» как водный организм и рождается как воздуходышащий — физиологически и даже анатомически отличный вид жизни. Проход по родовому каналу является по своей сущности трудным и, возможно, угрожающим жизни событием.

Различные осложнения при рождении, такие как несоответствие между размерами ребёнка и размерами малого таза матери, поперечное залегание плода, выход вперёд ягодицами и placenta praevia или предлежание плаценты, могут в дальнейшем усугубить чувственные и физические испытания, связанные с процессом рождения. Ведь и мать, и ребёнок могут действительно умереть во время родов, а ребёнок может появиться на свет синим от асфиксии или даже мёртвым и нуждаться в реанимации.

Осознанное переживание и включение в сознание травмы рождения играет важную роль в процессе опытной психотерапии и самоосвоения. Переживания, порождающиеся на перинатальном уровне бессознательного, предстают в виде четырёх отличных друг от друга образчиков переживаний, каждый из которых характеризуется особыми чувствами, физическими ощущениями и символической образностью. Эти образцы тесно связаны с переживаниями, которые имел эмбрион до начала рождения и в течение трёх последовательных стадий биологических родов. Ведь на каждой из этих стадий ребёнок переживает характерный, типичный только для неё ряд интенсивных чувств и физических ощущений. Эти переживания оставляют глубокие бессознательные следы в психике, которые в дальнейшем будут иметь значительное влияние на жизнь индивида. Я же говорю об этих четырёх функциональных комплексах глубинного бессознательного, как о базовых перинатальных матрицах, или БПМ.

Спектр околородовых переживаний не ограничивается элементами, которые могут быть выведены из биологических и психологических процессов, вовлечённых в деторождение. Ибо перинатальная область психики также представляет главный проход и к коллективному бессознательному в юнговском смысле. Отождествление с ребёнком, стойко выдерживающим испытание прохождения через родовой канал, очевидно, обеспечивает доступ к переживаниям, вовлекающим других людей из иных времён и культур, разных животных и даже мифические образы. Как будто бы через соединение с эмбрионом, борющимся за рождение, достигается сокровеннейшая, почти мистическая, связь с другими чувствующими существами, находящимися в сходном трудном положении.

Взаимосвязи между переживаниями последовательных стадий биологического рождения и разнообразными символическими образами, с ними сообщающимися, являются совершенно конкретными и согласованными. Но причина, почему они проявляются вместе, непостижима в терминах общепринятой логики. Однако это не означает, что такие соединения возникают произвольно или беспорядочно. Они имеют собственный глубинный строй, который лучше всего может быть описан как «логика переживаний». Это означает, что связь между переживаниями, характерными для различных стадий рождения, и сопутствующие им символические темы основываются не на каком-то видовом внешнем сходстве, но на том, что они разделяют те же самые чувства и физические ощущения.

Перинатальные матрицы сложны и многолики, и к тому же имеют особые биологические и психологические, а также архетипические и духовные измерения. Ведь переживание столкновения с рождением и смертью, видимо, само собой ведёт к духовной открытости и раскрыванию мистических измерений души и всего существующего. И, кажется, нет разницы, принимает ли эта встреча какую-то символическую форму, как в психоделических и холотропных сеансах и в ходе непроизвольных духовно-психических кризисов («духовных обострений»), или же она происходит в действительных жизненных обстоятельствах, например, у рожающих женщин или в контексте околосмертных переживаний (Ring, 1982). Характерная символика этих переживаний исходит от коллективного бессознательного, а отнюдь не из индивидуальных банков памяти. Так что она может обращаться к любому историческому периоду, географической области и духовной традиции мира, совершенно вне зависимости от культурного и религиозного происхождения субъекта.

Индивидуальные матрицы имеют установленные связи с некоторыми типами послеродовых переживаний, переложенных в СКО. Они также сообщаются с архетипами Ужасной богини-матери, Великой богини-матери, ада или небес, с разновидностями расовой, коллективной, кармической памяти, и с филогенетическими переживаниями. Следует упомянуть о теоретически и практически значимых сочленениях между базовыми перинатальными матрицами, конкретными видами действующих сил во Фрейдовых эрогенных зонах и особыми типами эмоциональных и психосоматических нарушений. Все эти взаимосвязи показаны на обзорной схеме в таблице 2.1.