Убийство короля

А в это время во Франции якобинцы из Конвента организовали суд над королем. Впрочем, это был даже не суд, а заранее обдуманное и запланированное убийство.

Смертный приговор Людовику XVI был вынесен помимо желания большинства членов Конвента только потому, что среди голосовавших оказалось очень много подставных лиц, специально введенных под видом его членов. При всем том смерть короля была решена большинством: 387 голосов против 334 голосов.

Король не уронил своего высокого достоинства и умер (он был обезглавлен 21 января 1793 года) честным патриотом со словами:

— Дай Бог, чтобы моя кровь пролилась на пользу Франции!

К несчастью, страшная смерть короля не остановила народ от безумия. Якобинцы продолжили неистовства, а трибунал, свободный от требований закона и руководствовавшийся одной лишь «революционной необходимостью», работал, не зная усталости[109].

Два года в Америке

Талейран не был наивным человеком. И он прекрасно понимал, что «гильотиномания» во Франции рано или поздно закончится. Как говорится, пройдет время, и все переменится. Но это время надо еще было пережить. Лондон был отличным «наблюдательным пунктом». Теперь же надо было найти еще что-то подобное и набраться терпения.

В результате, после того как его «попросили» из Англии, Талейран в марте 1794 года отправился в Америку.

Почему именно туда? «Для Талейрана этот вопрос имел отнюдь не только географический смысл. С революцией ему было не по пути — она развивалась в направлении, которое он не мог принять. Может быть, каким-то шестым чувством Шарль Морис предугадывал, что якобинцы рано или поздно уйдут со сцены. Они далеко, слишком далеко зашли… Но и монархия исчерпала себя»[110].

Но почему все-таки именно в Соединенные Штаты? Да потому, что и выбор-то был не особенно велик. «В монархическую континентальную Европу ему показаться нельзя было: там его имя возбуждало еще больше злобы, чем в Англии, а эмигранты, враги его, имели там еще больше влияния, чем в Лондоне»[111].

Как ни крути, по сути, «если исключить такие экзотические варианты, как Египет и Индия, то оставалась только Америка»[112].

К тому же «американцы поддерживали мирные отношения с Францией и симпатизировали французам, помогавшим им освободиться от английского владычества»[113].

И еще один немаловажный момент: Талейран мечтал разбогатеть. «За этим и ехал он в далекую Америку, где, как тогда говорили, состояния делаются легко»[114].

* * *

А вот Жермена де Сталь выбрала для себя Швейцарию, и между ними завязалась оживленная переписка.

В одном из писем он написал ей:

Я принял решение и зарезервировал себе место на американском корабле. Я отплываю в субботу. <…> Америка — хорошее убежище. <…> В тридцать девять лет я начинаю новую жизнь[115].

И в самом деле, 1 марта 1794 года Талейран поднялся на борт корабля «Уильям Пенн», направлявшегося в Филадельфию. Но предварительно, чтобы набрать денег, он продал свою библиотеку, выручив за это 750 фунтов. Кроме того, он занял 8338 долларов.

Однако сразу отплыть не удалось из-за погодных условий, и морское путешествие реально началось лишь 3 марта. А за два дня до этого Талейран написал Жермене де Сталь:

Вот последнее письмо, которое я пишу в Лондоне; завтра утром я должен быть на корабле. Уезжая, моя дорогая, я хотел бы, чтобы вы знали, что единственное удовольствие, которое я теперь буду иметь, это получение писем от вас. <…> Сделайте все возможное, чтобы вырвать мадам де Лаваль из нашей ужасной Франции. <…> Я вернусь тогда, когда вы, оставшиеся, предоставите мне такую возможность. Прощайте, моя дорогая, люблю вас всеми силами моей души[116].

* * *

И вот через 38 дней «Уильям Пенн» достиг Филадельфии, столицы южных Соединенных Штатов. При этом первые две недели были по-настоящему ужасными, и Талейран страшно мучился от морской болезни, но потом стало лучше.

Город ему сразу не понравился. Он был весь выстроен из кирпича, и все дома были похожи один на другой. И улицы тоже были похожи одна на другую. Но все это было неважно. Его главная цель «состояла, прежде всего, в том, чтобы как можно быстрее войти в филадельфийское общество. Он хотел сблизиться с политическими лидерами Соединенных Штатов. Однако прием, оказанный французскому эмигранту в Филадельфии, не внушал больших надежд»[117].

Вся беда в том, что представители местного общества знали о репутации Талейрана (она успела пересечь океан) и об отлучении его от церкви. С другой стороны, французы-монархисты, жившие в США, считали его изменником. Эмигранты-якобинцы — тоже. Соответственно, не могло быть и речи о содействии со стороны посланника Франции при американском правительстве.

Францию тогда представлял Эдмон Шарль Жене, тридцатилетний дипломат, прибывший к новому месту своей дипломатической службы, как только Соединенные Штаты заявили о своем нейтралитете в войне в Европе.

Отметим, что гражданин Жене был родным братом знаменитой мадам Кампан, из пансиона которой очень скоро выйдут такие известные дамы, как Полина и Каролина Бонапарт, Гортензия де Богарне и многие другие.

А 22 февраля 1794 года, по решению Комитета общественного спасения, вместо вполне умеренного по своим взглядам Жене в Филадельфию прибыл ярый якобинец Жозеф Фоше. Он люто ненавидел французских эмигрантов-аристократов и сделал все возможное, чтобы президент Джордж Вашингтон не принял Талейрана. Впрочем, занятый своими делами президент и сам «хотел держаться подальше от Франции и ее проблем»[118].

С другой стороны, Талейран сумел установить дружественные отношения с полковником Александром Гамильтоном, министром финансов в правительстве Вашингтона. Этот умнейший человек прекрасно владел французским языком. Их с Талейраном характеры нельзя было назвать похожими, но они все же нашли общий язык и общие интересы. Кстати сказать, именно благодаря Гамильтону Талейран сумел понять, что главная движущая сила американского общества — это «деньги, эти дьявольские деньги, которые используются повсюду»[119].