– Ты издеваешься надо мной…

– Ничуть. Ты хочешь определенности, и она будет. Ты встретишься с Оскаром, поговоришь с ним спокойно, насколько это, конечно, возможно, объяснишь ситуацию… что встретила другого мужчину. Договоришься о разводе, выйдешь за меня замуж и поселишься здесь со своими любимыми вещами и книгами, кассетами и… вязаньем, я не знаю там…

– Но у меня не может быть детей. Забыла тебе сказать.

– Это тоже не проблема. Возьмем на воспитание из детского приюта или прямо из родильного дома. За деньги сейчас можно купить хоть черта лысого.

– Но ведь ты ни разу не сказал мне о любви…

– Сказал. Я говорил тебе, просто ты не слышала меня.

– Любовь… Мне страшно… А мои родители… – Мрачная тень Клары, подхваченная ветром, заплясала на стене. Это были тонкие, трепещущие как живые, занавески на окне. – Что скажут они?

– Вот уж нашла из-за кого переживать! Родители – сами по себе, а ты – сама по себе.

– А этот кулон… Зачем ты купил его? Ты просто вложил деньги?

– Нет, это мой свадебный подарок, как и те штуки из платины.

– А почему мы были там ночью? Разве нельзя было подождать до утра?

– Значит, нельзя, – уклончиво ответил он. – Хозяин знает меня, я покупал у него запонки, часы и просто камни. Деньги – ведь это бумага. А камни – они, как говорится, и в Африке камни… Тот кулон, что я подарил тебе, уникален… Я как-нибудь в другой раз расскажу тебе об этом бриллианте. Ты заметила, что он необыкновенного цвета?

Но ей этот разговор уже наскучил. Кроме того, ее зазнобило.

– Укрой меня, пожалуйста, что-то мне стало холодно… – Ей показалось, что спальня начала опрокидываться вместе с коврами, подушками и занавесками.

– Спи… Завтра сходишь к Оскару и поговоришь. Если хочешь, я подожду тебя на лестнице. А то вдруг он тебя зарежет.

Но Рита его уже не слышала – она спала.

Он ожидал увидеть на пороге кого угодно, даже Клару, каким-то невероятным образом узнавшую об исчезновении дочери и собирающуюся потребовать у зятя объяснений (еще один кошмарный сон!), но только не Леню Ащепкова. Как гиена бежит на запах падали, так и он появился на запах разложившейся семьи. Прошло два дня, а Рита так и не позвонила…

Свежий, розовый, в новом костюме, благоухающий как яблочный пирог с корицей, Ащепков, едва увидев Оскара, бросился к нему чуть ли не с соболезнованиями, схватил за рукава и принялся трясти:

– Оскар, только не надо ничего говорить, я все знаю…

– Что именно? – на всякий случай проговорил тяжко болевший с похмелья Арама. – И не тряси меня, мне и так худо…

– А вот пить нельзя! – трезвый, здоровый и румяный Леня поднял кверху указательный палец. – Поверь, дружище, они этого не стоят.

Под «они», стало быть, подразумевались женщины. И в первую голову, конечно, сбежавшая от мужа неверная Рита.

– Выпьешь?

– Говорю же: пить – это все равно что расписываться в собственной слабости. Ба-а… – Он по-гитлеровски успел слегка похлопать Араму по черной от волос щеке. – Да ты к тому же еще и небрит, и неумыт, да от тебя разит, как от…

– Хватит, зачем пришел? – И Оскар, внезапно сообразив, какому только что подвергся унижению, побледнев, собрал последние силы и, накинувшись на гостя, схватил его за грудки и прижал к вешалке, вдавив в висящие плащи и дождевики: – Говори, мерзавец, ты знал? Ты что-нибудь знал о них?

– Я? Да помилуй бог, Оскар! Я ничего не знал, да ничего и не было, хотя Амфиарай давно положил глаз на твою жену. Он был у нас дома несколько раз, видел альбомы, я крутил ему любительский видеофильм, где вы были с Ритой. Он сразу выделил ее из всех, сказал, что красивая женщина. Вот и все!!!

– И все? И больше ничего не сказал? Или, может, ты ему что-то сказал? Или познакомил их раньше?

– Оскар, успокойся и отпусти меня, ты же меня задушишь! Уф… Вот дурак! Все-все, молчу… – Почувствовав свободу, он даже отбежал от Оскара и спрятался за дверь. – Я виноват, конечно, что пригласил в дом человека, которого практически не знаю, но ведь у него столько денег, столько денег, что тебе и не снилось! И я уже почти уговорил его вложиться в тебя… Разве мог я тогда предположить, что все вот так закончится? Да когда я увидел из окна, как они вдвоем садятся в его машину… Вот негодяй! Вот мерзавец!

Леня осторожно вышел из своего укрытия и теперь стоял, привалившись к стене и тяжело дыша, и скороговоркой выдавал все, что только знал об Амфиарае:

– Он то ли грек, то ли ассириец, хрен его знает. Я продавал ему твои пузырьки, он брал, не торгуясь, и помногу. Я еще, грешным делом, подумал тогда, уж не обкалывает ли он баб. Потому что однажды нечаянно подслушал его телефонный разговор, и мне показалось тогда, что он имеет отношение к порнофильмам. Ну, знаешь, обкалывают девушек, запускают к ним мужиков, тоже обкуренных или обколотых, я не знаю, а потом те такое вытворяют… И все это снимается на пленку и потом продается за бешеные бабки.

Оскар застонал.

– Это хорошо, что ты пришел, – начал он тихо, медленно двигаясь в сторону побелевшего от страха Лени, – это очень даже хорошо, что ты пришел…

– Ты это, того… Ты сейчас ничего не соображаешь и, вместо того чтобы думать, как спасать свою жену, собираешься бить ни в чем не повинного человека, меня – своего друга! Ты разве еще не понял, что твоя жена ушла с ним сама, по своей воле. Вот и делай вывод, старый пень!

Он говорил так быстро, что Арама едва понимал его.

– Спрашиваю последний раз: ты знаешь, где она?

– Откуда же мне знать?

– Тогда выкладывай, где познакомился с этим греком, что о нем знаешь. Адрес, телефон…

– Адреса не знаю, а телефон вот, пожалуйста… – И Леня, словно заранее зная, что его будут спрашивать номер телефона Амфиарая, четко, без запинки назвал совершенно немыслимое количество цифр. – Хочешь ему позвонить? Пожалуйста, я даже сам могу набрать номер. Вот только о чем вы с ним будете говорить? О том, чтобы он вернул тебе сбежавшую жену? Подумай…

До прихода Лени телефон Амфиарая представлялся Оскару тайной за семью печатями, и вдруг теперь, когда номер стал известен и стоило только набрать его, нажать заветные цифры, он вдруг растерялся. А что, если эта греческая сволочь спокойно отзовется и даже сама предложит ему поговорить с Ритой? Как будет тогда вести себя Оскар? О чем говорить?

– Все равно. Звони, – решился он. – Так я хотя бы узнаю, жива ли она и здорова. А там… пусть сама решает. Она же не маленькая девочка, чтобы ее можно было привести за руку, отшлепать и поставить в угол.

И Леня позвонил. Он звонил минут двадцать, но никто так и не ответил.

– Раз так, значит, надо звонить в милицию. Пусть она ушла от меня, пусть бросила, все равно я не успокоюсь до тех пор, пока не услышу ее голос, пока не увижу ее собственными глазами. А уж после того, что ты мне рассказал про этого парня, тем более…