— Правильно, — усмехнулась Джо. — Я гостья, мне полагается ничего не делать.

Кэти зажала бутылку коленями, и пробка поддалась с негромким хлопком.

— Кроме шуток, спасибо за приглашение, — вздохнула Джо. — Ты представить себе не можешь, как я этого ждала.

— Неужели?

— Не надо так.

— Как?

— Притворяться, будто не догадывалась, что я хотела зайти. Скрепить нашу дружбу бутылкой вина. Друзья познаются в грозе. — Она изогнула бровь. — Да, и прежде чем ты начнешь анализировать, можно ли считать нас подругами и хорошо ли мы знакомы, знай, я искренне считаю тебя своей подругой. — Она помолчала, давая Кэти время переварить услышанное, и заговорила снова: — Ну что, давай по бокалу?

Гроза утихла ближе к вечеру, и Кэти открыла кухонное окно. Дождь принес ощутимую прохладу, и воздух был свеж и чист. С земли поднимался туман. Тучи беззвучно сталкивались в небе в большие горы, но ветер уносил их прочь. Лунный свет почти через равные промежутки сменялся густой тенью. Кроны деревьев становились то серебристыми, то черными, словно светясь под вечерним бризом.

В самом мечтательном настроении Кэти упивалась вином, ветерком и красивым смехом Джо, смакуя каждый крекер с маслом и резкий, сочный сыр и вспоминая, как ей приходилось голодать. Было время, когда от голода она была тонкой, как горячая струйка выдувного стекла.

Мыслями она унеслась далеко-далеко. Ей вспоминались родители. В хорошие дни, когда их демоны спали, а мама жарила яичницу с беконом и аромат наполнял весь дом, папа тут же появлялся в кухне, подходил к жене, отодвигал ее волосы и целовал в шею сбоку, а мама смеялась от щекотки. Однажды отец возил их в Геттисберг и держал Кэти за руку, гуляя по городу. Она до сих пор помнит непривычное ощущение силы и нежности отцовской руки. Отец у нее был высокий, широкоплечий, темноволосый, с флотской татуировкой на плече. Он четыре года служил на эсминце и побывал в Японии, Корее и Сингапуре, но кроме этого ничего не рассказывал.

А мама, миниатюрная блондинка, участвовала однажды в конкурсе красоты и дошла до третьего тура. Она любила цветы и весной сажала луковицы в керамические вазоны, которые выставляла во двор. Тюльпаны и нарциссы, пионы и фиалки полыхали столь яркими красками, что у Кэти резало глаза. Когда они переезжали, вазоны ехали на заднем сиденье, пристегнутые ремнями безопасности. Часто во время уборки мама напевала мелодии своего детства — польские песенки, а Кэти слушала, притаившись в соседней комнате, и пыталась понять их смысл.

Вино, которое пили Джо и Кэти, хранило чуть заметный привкус дубовой бочки и абрикосов и было очень вкусным. Кэти допила свою чашку до дна, и Джо налила ей еще. Когда к лампе над раковиной прилетел мотылек, обе женщины начали смеяться, наблюдая за его сумбурным, дерганым полетом. Кэти нарезала еще сыра и добавила крекеров на тарелку. Они говорили о кино, о книгах, и Джо ахнула от радости, услышав, что любимый фильм Кэти — «Эта прекрасная жизнь», и сообщила, что разделяет ее вкусы.

В детстве, вспомнилось Кэти, она просила у матери колокольчик — помочь ангелам обрести крылышки. Она допила вторую кружку вина, чувствуя себя перышком на летнем ветру.

Джо задавала мало вопросов. Словно сговорившись, они придерживались самых общих тем, и Кэти вновь подумала, что ей очень нравится дружить с Джо. Когда мир за окнами залило серебристое сияние, женщины вышли на террасу. Кэти чуть пошатывало, и она взялась за перила. Мелкими глотками подруги пили вино, тучи продолжали рваться, и вдруг все небо оказалось чистым и звездным. Кэти показала Большую Медведицу и Полярную звезду — единственное, что знала, но эстафету подхватила Джо, с ходу назвав десятки других звезд и созвездий. Кэти во все глаза рассматривала ночное небо, удивляясь, как много знает соседка, пока не вслушалась в ее болтовню:

— Вон та называется Элмер Фадд, а прямо над той сосной можно различить Даффи Дакка…

Тут до Кэти дошло, что Джо тоже не знает астрономии, а соседка рассмеялась, как шаловливая девчонка.

Когда они вернулись к столу, Кэти разлила по кружкам все, что осталось в бутылке, и сделала глоток. В горле стало тепло, голова закружилась. Мотылек по-прежнему вился вокруг лампы, хотя теперь Кэти казалось, что там два мотылька. Ей было хорошо и спокойно, и она подумала, что вечер выдался прекрасный, что у нее есть настоящая подруга, которая красиво смеется и в шутку притворяется знатоком звездного неба. Но сама Кэти не знала, смеяться или плакать, потому что очень давно не чувствовала себя так легко и естественно.

— С тобой все нормально? — спросила Джо.

— Отлично, — заверила Кэти. — Я как раз подумала: как хорошо, что ты зашла.

Джо внимательно посмотрела на нее:

— По-моему, ты наклюкалась.

— По-моему, ты права, — согласилась Кэти.

— Так… Чем же ты займешься? Тебя тянет на подвиги?

— Не понимаю.

— Ну, ты не хочешь съездить в город поразвлечься?

Кэти покачала головой:

— Нет.

— Не жалуешь людных мест?

— Мне лучше одной.

Поводив пальцем по краю кружки, Джо сказала:

— Поверь мне, в одиночку никому не лучше.

— Мне лучше.

Джо подумала над ответом Кэти и подвинулась ближе.

— То есть ты хочешь сказать, что при наличии еды, крыши над головой, одежды и всего необходимого ты скорее согласилась бы доживать жизнь на необитаемом острове в полном одиночестве? Скажи честно!

Кэти моргнула, чтобы Джо перестала расплываться.

— А почему ты думаешь, что я солгу?

— Лгут все, это часть жизни в социуме. Не подумай чего, но я считаю это необходимым. Меньше всего человек хочет жить в обстановке абсолютной честности. Представляешь обмен мнениями? Один скажет: «Ты толстый коротышка», а другой: «А от тебя воняет». Так жить невозможно, поэтому люди все время лгут умалчиванием, говоря полуправду. А я по опыту знаю: то, что остается за кадром, как раз самое важное и есть. Люди скрывают правду из страха.

При этих словах Кэти показалось, что невидимый палец коснулся ее сердца. Ей вдруг стало трудно дышать.

— Это ты обо мне? — хрипло спросила она.

— Не знаю. А что, похоже?

Кэти почувствовала, что бледнеет, но прежде чем она успела ответить, Джо улыбнулась:

— Вообще-то я о моем сегодняшнем дне. Я говорила, что умоталась? Так вот, сегодня основная трудность заключалась в умалчивании. Просто руки опускаются, когда люди не говорят правды. Как прикажешь поправлять ситуацию, если человек скрывает истину?

В груди Кэти словно лег тяжелый камень.

— Может, они не прочь рассказать, но знают, что ты ничем не можешь помочь, — прошептала она.

— Чем-то всегда можно помочь.

В лунном свете, заливавшем кухню, кожа Джо светилась ослепительной белизной. Кэти подумала, что соседка совсем не бывает на солнце. От выпитого вина комната медленно кружилась, а стены выгибались. Почувствовав на глазах влагу, Кэти заморгала, прогоняя слезы. Во рту пересохло.