Он открыл самый нижний ящик кухонного стола и порылся в инструментах, которые там лежали, пока не наткнулся на почти новый нож в футляре. Вытащил нож и провел им по пальцу. Нож был очень острым. Он засунул нож обратно в футляр и положил в пакет Теперь всё. Полный… комплект.

В этот день мальчик тоже шел осторожно, когда приближался к шалашу – озираясь по сторонам. Если бы он увидел полицейского на расстоянии, то убежал бы, а если бы столкнулся с ним лицом к лицу, то прикинулся бы мертвым. Попытался бы отключиться как он обычно делал, когда одноклассники над ним издевались. Не позволил бы полицейскому добраться до него. Мальчик остановился и покачал пакетом вперед-назад.

Не так ли поступал и ребенок? Если все было так, как подозревал мальчик, и над ребенком систематически издевались, этот полицейский или кто-то другой, не использовал ли он ту же стратегию и не отключался ли, просто по-другому, не так как это делал мальчик?

Однажды Йимми, Конни и Андреас привязали мальчика к дереву и отхлестали его по рукам и ногам прутьями орешника. Мальчику тогда удалось так эффективно закрыться и отключиться, что было сложно вернуться в реальность, когда все закончилось. Он не чувствовал боли и едва осознавал, где находится, когда они отвязали его и оставили лежать у подножия дерева. Присутствовала только темнота, от которой он не сразу освободился. Не углубился ли ребенок так далеко в эту темноту, чтобы…

Мальчик махал пакетом, закручивал его в спирали. Ребенка было ужасно жалко, но в то же время в нем чувствовалась какая-то одержимость – мальчику тоже хотелось такой обладать. Какая-то способность. Что-то, что было по ту сторону.

Когда мальчик влез на дерево, он прошептал «Эй», не надеясь на ответ Но в этот раз ответ последовал. Из шалаша слышалось слабое «ш-ш-ш». Мальчик осмотрелся, и залез наверх.

– Что же все-таки с тобой произошло?

Ребенок запихивал в себя бутерброды с сыром а мальчик грыз яблоко. Потом ребенок пил молоко, и ему пришлось держать бутылку двумя руками, потому что пальцы были слишком кривыти. Струйка молока стекла у него по шее и протекла под куртку.

– Тебя кто-то бил?

Ребенок опустил пустую бутылку и кивнул.

– Часто?

Ребенок снова кивнул и сказал:

– Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум.

Мальчик подтянул к себе пакет, в котором уже не осталось еды, и достал собачку.

– Вот – сказал он и протянул ее ребенку. – Возьми, если хочешь.

Ребенок наклонил голову и посмотрел на собачку – Роффе? Рафф-Раффа? – как будто никогда не видел ничего подобного. Может и вправду не видел. Малыш вытянул вперед палец, на котором вместо ногтя был засохший комок гноя, и дотронулся до собачьего носа так будто о него можно было обжечься. Но так как ничего не произошло, ребенок погладил собачку по голове.

– То, что ты сделал с тьмой, – сказал мальчик – Как ты это сделал?

Ребенок теперь уже по-настоящему гладил собачку по спинке и при этом издавал какой-то звук, очень похожий на кошачье урчание. Мальчик постучал по стене шалаша, и ребенок поднял глаза.

– Эй, я серьезно, как ты это делаешь?

Ребенок засучил один из рукавов куртки. Вся поверхность руки у него была покрыта узорами из старых и свежих ран и шрамов. Белых шрамов, рубцов, покрытых запекшимися корочками, и еще свежих ран.

– Кровь, – сказал ребенок. – Вжих. Вжих. Кровь. Боль.

Он опустил рукав и снова занялся своей собачкой. Мальчик съел последний кусочек яблока и выкинул огрызок наружу. Ребенок перестал урчать и начал мурлыкать мелодию, которую мальчик узнал, потому что у его мамы была такая пластинка:

«Со мною всегда небеса»