Вред от курения наносится организму извне и вроде бы его относительно легко избежать. Точно так же, ка­залось бы, не так уж трудно меньше есть и не толстеть. Однако повседневная практика говорит об обратном. Многим стоит величайшего труда бросить курить, поддер­живать в норме свой вес и умерить привычку к употреб­лению алкоголя. И здесь нет ничего неожиданного. Все эти привычки имеют прочное генетическое основание. Всегда наступает момент, когда первый стаканчик выпи­вается по какому-то определенному поводу, «за компанию». Но то, что после двух-трех стаканчиков вы либо останавливаетесь, либо пьете до опьянения, объясняется вашим генетическим фоном. Так же точно пристрастие к курению одними преодолевается легко, а другими с большим трудом, поскольку это тоже заложено в наших генах.

Вопреки распространенному мнению, такие факторы риска, как высокое кровяное давление и высокий уровень холестерина, также в значительной мере являются «врожденными». Уровень холестерина даже преимущественно определяется генетическими факторами. Однако неверно думать, что с наследственной предрасположенностью ничего нельзя сделать. Да, генетический код заложен в ДНК, однако высокое кровяное давление, повышенный уровень холестерина, пристрастие к сигаретам или переедание вполне поддаются контролю и от них можно избавиться. Существуют диеты, таб­летки, можно мобилизовать силу воли, упорство, найти себе тренеров. Предрасположенность еще не говорит о том, что нужно смириться с тем, что ход вещей неизбежен.

А иногда и вовсе непонятно, почему что-то произошло. У вас хорошие гены, вы никогда не курили, и вдруг вы становитесь жертвой смертельной вирусной инфекции, вы заражаетесь через пищу бактериями, устойчивыми к антибиотикам, или у вас развивается сердечная аритмия. Перечень всего того, что может пойти не так, кажется бесконечным, и когда заболеешь и умрешь — остается для каждого, в том числе и для тех, кто всегда вел разумную жизнь, непредсказуемым. Врачи не исключение. Они, правда, могут ставить диагнозы, но продолжительность жизни прогнозируют плохо.

Часто говорят, что треть диапазона вариации продолжительности нашей жизни следует приписывать генам. Еще треть бывает вызвана внешней средой, условиями, в которых мы живем: богатые мы или бедные, курим или нет, много или мало двигаемся и так далее. Последняя треть зависит от случая. Но, вообще говоря, мы не должны отделять все три причины друг от друга, как если бы одна болезнь была предопределена генетически, другая возникла по нашей собственной вине, а остальное объяс­нялось случайным стечением обстоятельств. Болезнь или смерть является следствием неполадок сложной системы. Это всегда и гены, и факторы внешней среды — их сочетание определяет момент наступления смерти.

Несколько лет назад я получил из Новой Зеландии приглашение сделать доклад об эволюции и старении. После доклада, прогуливаясь вдоль берега, я наткнулся на монумент, отмечавший место, где, согласно легенде, люди впервые ступили на эту землю. Историки считают, что нашли доказательство того, что люди переправились на каноэ в Новую Зеландию с островов Полинезии. Эти смельчаки должны были впервые совершить плавание протяженностью в тысячи километров. Они назывались маори и считались коренными жителями Новой Зеландии. Текст на табличке врезался в память: «Нет никаких указаний, что до 900 года люди жили в Новой Зеландии». Таким образом, Новая Зеландия — последняя территория такого масштаба, которая была заселена человеком. Это отдаленный уголок нашего мира; мне понадобилось 24 часа, чтобы прилететь сюда из Амстердама. И все же сутки не идут ни в какое сравнение с миллионами лет, которые понадобились нам как виду, чтобы проделать суровое путешествие из центра Африки через острова Полинезии до Новой Зеландии.

Глядя все дальше в прошлое, видишь, что твой собственный род становится все более многочисленным. Отсюда следует, что у (любых) двух человек всегда должны быть общие прародители. Однажды вечером мне позвонил некто по фамилии Вестендорп, с которым я не был знаком. Ему было известно, что я женат, и он даже знал, как зовут двух моих дочерей. Позвонивший мне, оказывается, составлял подробное генеалогическое древо нашей фамилии. Полученной от меня информацией он хотел заполнить имеющиеся у него пробелы. Но помочь ему я не мог, я знал слишком мало. Для отца и матери своих дедушки и бабушки, может быть, мы еще и можем найти место на генеалогическом древе, ну а для их братьев и сестер? Думаю, с семьей на четвертом уровне родословной вы уже не будете иметь «ничего общего». Перед вами будет генеалогическое древо, на котором можно будет отыскать предков, родственные связи иногда на несколько поколений назад, иногда и в более далеком прошлом. У меня также должны быть родственные связи с британскими аристократами и даже с маори Новой Зеландии. В конце концов для этого необходимо заглянуть вглубь на 250 000 поколений. Но одно ясно: непрерывная линия через все прежние копии моей ДНК идет в Центральную Африку.

Исследователи, профессией которых является изучение эволюционного древа человека, называются палеоантропологами. Чтобы реконструировать генеалогическое древо на протяжении миллионов лет, им приходится иметь дело с фрагментами костей, челюстей и черепов, которые часто трудно атрибутировать. Родственные связи часто вызывают сомнения: какие именно виды жили после других, где и когда один вид превращался в другой. Поэтому не удивительно, что каждая новая находка может полностью перевернуть прежние представления о происхождении и родстве. В 2002 году на севере Чада был найден череп, который многие считают древнейшим из когда-либо найденных останков человеческих прародителей. Подобное мнение нелегко обосновать, ибо что значит человеческий? Если бы вы встретили на улице одного из древних прародителей человека, вы, скорее всего, подумали бы о зоосаде. Новый вид получил наименование Sahelanthropus tchadensis, чадский сахелантроп. Это, веро­ятно, предок и более поздних человекообразных, и нынешнего человека как единственного выжившего вида. Чадский сахелантроп, по-видимому, жил на деревьях, 6–7 миллионов лет назад в Западной Африке, и обитал рядом с предками нынешних человекообразных обезьян. Некоторые палеоантропологи, указывая на то, что находка обнаружена географически очень далеко от тех мест, где были найдены другие человеческие останки, на востоке и юге Африки, ставят под сомнение атрибутирование новой находки.

В систематической классификации растений и живот­ных, принятой в биологии, человекообразных обезьян — крупных и бесхвостых — рассматривают как наших ближайших родственников. Основы этой классификации заложены шведским врачом и ботаником Карлом Линнеем, защитившим докторскую диссертацию в Хардервейке и в 1735–1738 годах работавшим в Лейдене. Линней исходил из того, что виды были созданы сразу как неизменные, и распределял их по группам на основе сходных внешних признаков. Его подход к работе можно сравнить с методами нынешних палеоантропологов, которым приходится делать выводы по характеристикам костей, черепов и челюстей. Между тем большинство ученых полагают, что виды возникали в процессе эволюции, и мы стараемся систематизировать их по происхождению или же по генетическому родству. Классическая классификация Линнея часто бывает приемлема, но далеко не всегда совпадает с классификацией, основанной на генетическом родстве. Не все, что внешне похоже, имеет одинаковое происхождение. Так, например, доказано, что, несмотря на поразительное сходство, черные стрижи и деревенские ласточки вовсе не являются близкими родственниками. Черные стрижи родственны колибри, а те далеко отстоят от певчих птиц, к которым относятся деревенские ласточки. Другой пример — гагарки Северного полушария, которые как две капли воды похожи на пингвинов Южного полушария. Пожалуй, такое сходство не должно вызывать особенного удивления, поскольку физические условия в полярных областях схожи и требуют схожей эволюционной приспособляемости для выживания. Здесь речь идет о примере конвергентной эволюции. Но гагарки отнюдь не родственны пингвинам и имеют гораздо больше общего с чайками, крачками и поморниками.