А если бы все люди на Земле внезапно отупели? Если бы они больше не могли делать помаду и вообще что-либо? Наступил бы конец света. Представьте: у всех в мире IQ внезапно опустился ниже пятидесяти. Поначалу никто бы ничего не заметил, но потом… Эй, кто забыл выключить ядерный реактор?.. Ох, ну и трудно же вести нефтяной танкер среди рифов!.. Кто-нибудь помнит, как пользоваться пожарной лестницей?.. Простите, дети, я хотела приготовить на ужин венский шницель, но забыла рецепт. К тому же у мясника сломалась машина для резки мяса, и никто не знает, как ее починить.

Потребуются считанные часы, чтобы планета «треснула, как яйцо» – эти слова Глория запомнила из старой версии «Планеты обезьян».

О, человечество!

Как ты уязвимо!

Она сама придумала последние строчки и проговорила их про себя, будто стояла на сцене. Сразу вспомнилась невыученная роль леди Виндермир, из-за которой все актеры труппы чуть не устроили мятеж. Слушайте, ну как я могу вдохнуть жизнь в леди Виндермир, если вы не даете мне самовыражаться?

Леонард пригрозил ей увольнением: «Моя милая игривая шницелька, чтобы до следующего понедельника ты выучила все слова. Да, мне нравится тебя трахать – как, впрочем, и всех остальных, – но больше я не могу тебя прикрывать. Так что прими витамин „Б“, запрись в номере какого-нибудь отеля и вызубри эти строчки, мать твою!»

Жалкий обыватель.

Мне не нужны витамины, чтобы выучить роль.

Она лениво погладила левый бок. Почему вдруг селезенка распухла и воспалилась? Странно. Впрочем, это пустяки.

Да, и что делать с ужином для Кайла и Британи? Ничего. Они молодые, могут есть реже и меньше. Спокойно проживут несколько недель на запасах жира.

Проще всего было не услышать вопрос Кайла.

Пока Стив в мельчайших подробностях описывал Британи родовые муки, которых ему стоили пять книг, часть его мозга размышляла над вопросом: дурак ли он в глазах Кайла? Этому молодому писателю было присуще нечто, что Стив порой замечал в самых дерзких и талантливых студентах, доставлявших ему массу неприятностей. Гораздо больше Стив любил учеников, которые приходили на лекции и, будто овощи, сидели за партами до конца семестра. Фалконкресты ничего хорошего не сулили. Юный Кайл слушал разглагольствования Стива без должного внимания и уважения, наблюдая, как Глория массирует левый бок.

У Стива забурчало в животе.

Пора еще выпить.

Но его упоенно слушала Британи, накручивая прядь волос на палец, поэтому он не замолкал. Поговорил о водных метафорах в «Цветах, конфетах и щипцах» и хотел было взяться за «Меньше, чем ничего», как вдруг у него по спине побежали мурашки. Ему представился конец света: все люди вдруг превратились в гениев.

Брррр…

Только вообразите жизнь в мире, где все пассажиры стали «штурманами» и указывают тебе, как вести машину, где каждый знает ответ на любой вопрос и хочет использовать новые возможности себе во благо. Внезапно все городские жители найдут короткую дорогу домой, и на улицах мгновенно образуются заторы. В магазинах новоиспеченные пищевые эксперты станут отбирать самые свежие и вкусные продукты, повергнув мировую экономику в глубокий кризис. Люди начнут играть на бирже и зарабатывать миллионы долларов, что приведет к обвалу мировых валют. Банки закроются. Шахтеры, сборщики бананов и рабочие на конвейере откажутся от унизительной работы и выйдут на улицы в поисках знаний. Поскольку гении не готовят, начнется массовое голодание. Толпы исключительно умного народа начнут сметать все на своем пути, быстро уничтожая запасы консервов и пищи для космонавтов.

Среди этого хаоса миллиарды людей захотят читать книги. Между приступами голода они откроют даже какой-нибудь роман Стива и сочтут его слабеньким. Первым камень бросит именно Кайл Фалконкрест – переводчик Чосера на мандаринский диалект китайского и разработчик вечного двигателя.

И он еще хочет, чтобы Стив накормил его ужином!!!

Ди-Ди, я не маньяк и не собираюсь конфетами заманивать твою дочку в машину или вроде того, так что успокойся, ладно? Она уже взрослая и сама может принимать решения. Кстати, спасибо, что считаешь меня Вселенским Неудачником. Очень приятно.

С каких пор ты стала такой озлобленной, а? В школе ты была милым ребенком – не задавалась, ничего такого. Я помню, как расцвело твое тело, очень быстро. Поверь, мальчишки такое замечают. Все в нашем классе заметили. Ты была просто чудо. Как же мне хотелось погладить твои щечки, умереть можно! Ты сидела у окна, и весной на последних уроках твое лицо светилось солнечным ореолом. Казалось, оно сделано из чего-то несусветно нежного, вроде пушка одуванчиков, и любое дуновение ветра тебя убьет.

Помнишь школу? Я нет. Порой она мне снится: я открываю свой шкафчик или опаздываю на важную контрольную – короче, всякая символическая мура. Но не могу припомнить ни одного конкретного дня, как ни стараюсь.

А помнишь свои семнадцать лет? Я – не очень-то. Кажется, я был довольно общительный малый, и с девушками мне везло. Но… представь, что ты прилетела с другой планеты, и тебе показали бабочку и гусеницу. Поймешь ли ты, что это одно и то же? Вот так и со мной.

Наверное, воспоминания – как караоке. Когда ты уже на сцене, на экране высвечиваются слова и все тебе хлопают, ты вдруг понимаешь, что не знал и половины слов любимой песни. Только потом, когда у микрофона унижается кто-нибудь другой, ему аплодируют и громко смеются, до тебя доходит: ты так любил эту песню как раз потому, что не понимал ее смысла и видел в ней больше, чем оно есть. Тогда лучше и вовсе не знать слов своей жизни.

Ты когда-нибудь задумывалась, какой тебя помнят одноклассники? Я уверен на сто процентов, что больше всего им запомнился случай, когда во время школьной ярмарки тебя окунули в бак с водой, и у тебя лопнула бретелька от купальника. Ты покраснела, как вишневый сироп от кашля – очень смешно и нисколько не сексуально, твой сосок и все прочее.

У Бетани впереди много боли и обид. Да и у тебя тоже. Мы все ведем себя по-разному. Сходим с ума. Предаем близких. Замыкаемся в своих мирках или просто сдаемся. Ах да – еще мы умираем.

Ди-Ди, отрежь и мне кусочек пирога. Я не ничтожество и не монстр. Бетани – моя муза. Раньше я думал, что музы – идиотское понятие из далекого прошлого. Ничего подобного. Твоя дочь меня вдохновляет, сам не пойму как. Благодаря ей я начал писать свою первую книгу, и у меня все получается. Как знать, может, роман будет хорошо продаваться, и я наконец выберусь из этой дыры. Обязательно покажу его тебе – только попозже, сейчас он еще сыроват. Очень трудно подобрать нужное слово или фразу. Не хочется, чтобы книга получилась претенциозная или надуманная.

Успокойся, Ди-Ди.

Твой новоиспеченный писатель,

Р.