Впрочем, человек в маске ни за что не позволил бы ему достать пистолет.

За время разговора незнакомец передвинулся к изножью кровати и теперь был гораздо ближе к графу.

Повернувшись к нему спиной, граф выписал чек на две тысячи фунтов и подписал его.

Затем он обернулся и увидел, что человек в маске поставил фонарь на столик у кровати.

Граф встал.

— Вот ваш чек, — произнес он, протягивая бумагу. — Надеюсь, после получения денег вы не пойдете к послу и не станете рассказывать ему всю эту ложь, которая погубит репутацию его жены.

— Будь это ложь, вам не пришлось бы платить мне, — ответил незнакомец.

От графа не укрылся промелькнувший в его голосе сарказм.

Граф держал чек на вытянутой руке и, когда незнакомец потянулся за ним, внезапно шагнул вперед. Схватив человека в маске за запястье, он направил его пистолет дулом вверх.

Незнакомец сопротивлялся, но граф был очень силен. В одно мгновение он отобрал у него пистолет, повернул человека спиной к себе и стальной хваткой сжал его руки.

— Вот теперь все по-другому! — произнес граф. Говоря так, он заметил, что, хотя незнакомец и пытается освободиться, его попытки не имеют успеха.

Потянув своего пленника назад, граф дотянулся до шелкового шнура, который придерживал тяжелые бархатные занавески, когда они бывали раздвинуты.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы обмотать шнур вокруг запястий незнакомца и так туго затянуть узел, что освободиться было уже невозможно.

Затем он поднял лежавший на полу пистолет и произнес:

— У меня нет ни малейшего желания будить моих слуг в такое время или позволять вам устроить сцену. Поэтому я запру вас там, откуда вы не сможете сбежать, а завтра решу, сдать ли вас властям, или самому во всем разобраться!

— Отпустите… отпустите меня!

Услышав эти слова, граф жестко ответил:

— Вот этого я не сделаю! Вы должны знать, что шантаж считается преступлением, за которое полагается наказание плетьми или высылка. Вы пойдете сами или мне оглушить вас и тащить волоком?

При этих словах он приставил дуло пистолета к спине незнакомца и подтолкнул его к двери.

Проходя мимо столика у кровати, граф взял с него фонарь.

Коридор был тускло освещен несколькими свечами, оставленными в серебряных подсвечниках. Потолок был так высок, а коридоры так широки, что только чудо помогло графу и его пленнику дойти до конца коридора, где была лестница.

Граф заставил человека в маске идти впереди себя.

Они шли долго, пока наконец не достигли Сторожевой башни.

Тяжелая дубовая дверь оказалась открыта, и граф приказал:

— Спускайтесь по ступеням, да поосторожнее!

Он говорил так властно, словно отдавал приказы солдату.

Незнакомец торопливо стал спускаться по лестнице, которая вилась, все глубже уходя под землю.

Как понял граф, они уже были ниже уровня остатков прежнего рва, окружавшего башню.

Когда-то давно ров окружал весь замок, но теперь он сохранился только перед Сторожевой башней, а возле дома его уже давно закопали.

Когда граф смотрел на ров с вершины башни, он заметил, что тот очень глубок, а вода в нем на удивление чистая. По обеим сторонам росла трава, пустившая корни в остатки старинных строений.

Человек в маске не произнес ни слова с тех самых пор, как они вышли из спальни.

Граф толкнул дверь темницы, открыв ее пошире. Она осталась незапертой после того, как он приходил сюда с гостями.

При неверном свете фонаря подземелье казалось грозным и, что гораздо важнее, абсолютно надежным.

— Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не решу, что с вами делать, — сказал граф своему пленнику. — Однако я буду милосерден и развяжу вам руки. Если вы попытаетесь напасть на меня, я пристрелю вас — понятно?

Человек в маске молча кивнул.

Граф осмотрелся и заметил на одной из стен большой гвоздь. Он повесил на него фонарь, отложил пистолет и развязал руки своему пленнику.

В темнице было холодно и сыро, к тому же в ней стоял неприятный запах, добавлявшийся к ужасу, который порождало все, что было вокруг.

Наконец запястья пленника были освобождены.

Граф бросил шнур наземь и взял в руку пистолет.

— Теперь, — произнес он, — у вас будет достаточно времени, чтобы раскаяться в содеянном. Могу вас заверить, что, по словам прежнего владельца этого замка, из этой темницы невозможно сбежать, так что не тратьте время на поиски выхода.

При этих словах железная дверь темницы внезапно захлопнулась с оглушительным грохотом.

Граф и его пленник в ужасе повернулись к двери и услышали звук задвигаемого железного засова.

Торжествующий голос из-за двери произнес:

— Вы правы, милорд, сбежать отсюда невозможно!

Когда Минерва обдумывала пришедший ей в голову план спасения Тони и детей, он показался ей довольно смешным.

Впрочем, она не оставила эту мысль.

Никак иначе она не могла спасти дом Линвудов, сама мысль о потере которого повергала ее в ужас.

Она была готова совершить любой отчаянный поступок, лишь бы не остаться без крова и без гроша в кармане.

Минерва была очень впечатлительна и никак не могла отделаться от преследовавшего ее видения: она бредет по полям, одной рукой держа за руку Люси, а другой — Дэвида.

Они ночуют под изгородями и голодают.

«Как может такое произойти с нами?» — в отчаянии спрашивала она себя.

Однако, если все их деньги перейдут в руки графа, никому из Линвудов не избежать этой участи.

Поначалу Минерва раздумывала, что ей придется делать днем, но затем решила, что если уж предпринимать что-либо, то немедленно — ведь всегда была вероятность, что граф неожиданно решит вернуться в Лондон.

После обеда Минерва поднялась на чердак и отыскала там старые вещи, которыми давно уже никто не пользовался.

Она обнаружила несколько сундуков, стоявших на чердаке с незапамятных времен. В них была сложена одежда, которую привезли из замка после того, как прадед продал его.

Минерва смутно припоминала слова матушки о том, что в одном из сундуков лежит одежда, которую отец носил еще когда был ребенком.

«Быть может, — говорила леди Линвуд, — итонские костюмы твоего отца подойдут Дэвиду, когда он немного подрастет».

Минерва поняла, что, если она не ошиблась, это именно то, что ей нужно.

Она осмотрела сундуки. Их содержимое пахло плесенью, но в общем-то сохранилось неплохо.