недостаточно того, что сам он потерпел прежде нечто оскорбительное, потому что худое, в какое бы время ни отваживались на него, равно худо.

Всякая клятва да будет изгнана из общества подвижников; вместо же клятвы и говорящим, и слушающим да приемлется помавание головой или согласие, подтвержденное словом. Если же кто не поверит простому подтверждению, то произнесет обличение собственной совести, что не достиг еще нелживости в слове, и за это настоятель включит его в число согрешивших и уцеломудрит врачующим наказанием.

По прошествии дня и по приведении к концу всякого дела, телесного и духовного, прежде упокоения совесть каждого должна быть подвергнута испытанию собственного его сердца. И если что было противное долгу — или помышление о запрещенном, или слово неприличное, или леность к молитве, или нерадение к псалмопению, или пожелание мирской жизни, — да не скрывается проступок, но да будет объявлен обществу, чтобы немощь увлеченного в таковое зло была уврачевана общею молитвою.

Слово о подвижничестве третье

Подвижническая жизнь имеет одну цель — спасение души, и поэтому все, что может содействовать сему намерению, должно соблюдать со страхом как Божественную заповедь, потому что и самые заповеди Божии не что иное имеют в виду, как спасение послушного им.

Посему как входящие в баню обнажаются от всякого одеяния, так и приступающим к подвижнической жизни надобно, обнажившись от всякой житейской вещественности, вести жизнь любомудрую. Первое, о чем более всего должно заботиться христианину, это — обнажиться от разнородных и различных порочных наклонностей, которыми оскверняется душа, а стремящемуся к высокой жизни сверх предыдущего надо выполнить отречение от имущества, потому что забота и попечение о вещественном производят великое развлечение в душе.

Посему, когда многие, имея ввиду ту же цель спасения, вступают в общежитие друг с другом, надобно прежде всего в них утвердить, чтобы у всех были одно сердце, одна воля, одно вожделение и, как заповедует Апостол, вся полнота собрания была одним телом, составленным из различных членов (1 Кор. 12, 12). А в сем не иначе можно преуспеть, разве когда превозможет обычай — ничего не называть чьею-либо собственностью: ни одежды, ни сосуда, ни чего другого из употребительного в общей жизни, чтобы каждая такая вещь служила потребности, а не владеющему ею. И как большому телу не прилична малая одежда, или малому большая, но соразмерная каждому и полезна, и прилична ему, так и все прочее: ложе, постель, теплая одежда, обувь должны принадлежать тому, для кого очень нужны, а не тому, кто владеет ими. Ибо как врачевством пользуется раненый, а не здоровый, так и тем, что придумано к упокоению тела, наслаждается не роскошествующий, но имеющий нужду в упокоении.

Поелику же нравы людей различны, и не все одинаково рассуждают о полезном, то, чтобы не было какого-либо расстройства, если каждый будет жить по своей собственной воле, такого человека, о котором засвидетельствовано, что он пред всеми отличен благоразумием, постоянством и строгостью жизни, надобно поставить в руководители другим, чтобы доброе в нем сделалось общим для всех ему подражающих. Если многие живописцы будут списывать черты одного лица, то все изображения будут сходны между собою, потому что сходны с одним лицом. Так, если многие нравы будут устремлены к подражанию нравам одного, во всех равно будет сиять добрый образ жизни. Поэтому с избранием одного останутся в бездействии все частные произволения, и с превосходнейшим будут сообразовываться все последующие, повинуясь апостольской заповеди, которая повелевает, чтобы всякая душа властем предержащим повиновалась, потому что противляющиися себе грех приемлют (Рим. 13, 1–2).

А истинное и совершенное послушание подчиненных наставнику выказывается в том, чтобы не только по совету настоятеля удерживаться от несообразного, но чтобы без его воли не делать даже и похвального. Ибо воздержание и всякое злострадание тела на что-нибудь полезно; но если кто, следуя собственным стремлениям, делает себе угодное и не повинуется совету настоятеля, то прегрешение его будет важнее заслуги, потому что противляяйся власти, Божию повелению противляется (Рим. 13, 2) и награда за послушание выше награды за преуспеяние в воздержании.

Любовь же друг к другу должна быть во всех так же равною и общею, как человек естественным образом имеет любовь к каждому из своих членов, в равной мере желая здравия всему телу, потому что страдание каждого члена причиняет равное беспокойство телу. Но как в нас самих хотя страдание каждого больного члена равно касается всего тела, однако же одни члены предпочтительнее других — ибо не одинаково занимаемся глазом и пальцем на ноге, хотя страдание их и равно, — так надобно, чтобы в каждом были сочувственное расположение и любезное отношение ко всем живущим в том же обществе, но почтение по справедливости будет он иметь в большей мере к тем, которые более полезны.

Но поелику все непременно обязаны любить друг друга с равномерным расположением, то оскорбительно для общества, когда находятся в нем отдельные какие-нибудь собратства и сотоварищества. Ибо любящий одного предпочтительно пред другими обличает себя в том, что не имеет совершенной любви к другим. Посему равно должны быть изгнаны из общества и непристойная ссора, и частная расположенность, потому что от ссоры происходит вражда, а от частной дружбы и близости происходят подозрения и зависть. Ибо нарушение равенства везде бывает в унижаемых началом и предлогом зависти и неприязни. Поэтому и заповедь приняли мы от Господа подражать благости Его, сияющего солнце Свое одинаково на праведныя и на неправедныя (Мф. 5, 45). Как Бог всем дает возможность равно приобщаться света, так и подражатели Божии да изливают на всех общий и равночестный луч любви. Ибо где оскудевает любовь, там непременно на место ее входит ненависть. А если, как говорит Иоанн, Бог любы есть (1 Ин. 4, 16), то по всей необходимости ненависть есть диавол. Посему как имеющий любовь имеет в себе Бога, так имеющий ненависть питает в себе диавола.

Итак, надобно, чтобы любовь у всех и ко всем была равная и одинаковая, а почтение воздавалось каждому по достоинству. У людей же, так между собою сопряженных, телесное родство не будет иметь преимущества в отношении к любви. Брат ли кто кому по плоти, или сын, или дочь, единокровный не будет иметь к родственнику предпочтительно пред другими большего расположения, потому что последующий в этом природе обличает себя, что не совершенно отказался от естественных уз, но управляется еще плотию.

Неполезное же слово и безвременное рассеяние себя беседою с другими да будут запрещены. Напротив того, если что полезно к назиданию