В народных воззрениях уж противопоставляется другим змеям, — считали, что он отгоняет их прочь. Убить ужа считалось грехом, потому что он благословлен Богом за то, что некогда заткнул своей головой дырку, прогрызенную в Ноевом ковчеге мышкой. За это Бог даровал ужу золотой венец; в память о нем остались желтые пятнышки на его голове. Верили, что во время грозы Илья-громовник убивает всякую нечистую силу, — кроме той, что успевает превратиться в Божьих избранников, пчелу или ужа.

(А. Афанасьев)

По русскому поверью, пчелы первоначально отроились от лошади, заезженной водяным дедом и брошенной в болото; рыбаки закинули невода в болото и вытащили оттуда пчелиный рой; от этого роя и расплодились пчелы по всему свету. Устраивая пасеку, пчеловод, для успеха своего дела, обрекает водяному лучший улей; иногда топит этот улей в болоте, а иногда оставляет на пасеке: в первом случае водяной умножает пчел и дарует обилие сотов, а в последнем — охраняет заведение от всякого вреда.

Апокрифическая беседа трех святителей говорит о создании пчел из тельца: «Явися Бог в Троице Аврааму, и закла Аврааму телец на пищу, и от крови телчи возлетеша пчелы белы, яко снег». Водяной дед — собственно дождящий громовник; конь и бык (телец) — зооморфические олицетворения тучи, кровь — метафора дождя, пчелы — молнии. Легкокрылая пчела, наделенная от природы острым жалом, напоминала этими признаками летучую и разящую молнию: в областном говоре жало называется жигало (от слова жечь; жигалка — свеча); она наделяет смертных сладкими сотами — точно так же, как молния низводит на землю небесный мед дождей. Осевший на дом пчелиный рой, по мнению древних, предвещал пожар. В шуме летней грозы угадывали жужжание пчел-молний, роящихся в тучах и собирающих мед в цветущих облачных садах. Сравнение жужжащего роя с грозовым облаком встречаем у Вергилия.

Чтобы плодились и умножались пчелы, на Руси держат на пасеках кусок меди, отбитый от церковного колокола; всего лучше, говорят знахари, если кусок этот будет отбит от колокола на первый день Пасхи, во время звона к заутрене. Звон, как мы видели, принимается за эмблему грома. Как небесные пчелы-молнии начинают роиться весною, при ударах грозового колокола, — так стали верить, что медь, звучавшая на Светлое воскресенье, должна непременно помогать счастливому роению обыкновенных пчел. То же значение имеет и следующий обряд: на Благовещенье, Вербное или Светлое Христово воскресенье пчеловоды приходят на свои пасеки между заутреней и обеднею, высекают огонь из «громовой стрелки» и, возжигая ладан, окуривают ульи с произнесением заговора на плодородие пчел; тем же огнем зажигается и свечка перед иконою Соловецких угодников Зосимы и Савватия, которые, по преданию, первыми распространили пчеловодство на Русской земле. Заговор состоит из молитвенных обращений к Зосиме, Савватию и Архангелу Михаилу.

(А. Афанасьев)

В начале сотворения мира у шершня, у осы и у шмеля был мед, как у пчелы. Теперь ни у шершня, ни у осы меда нет совсем, а у шмеля есть только для себя. Так стало с тех пор, как шершень, оса и шмель обманули Господа и не дали ему меда. Случилось это так: Господь, сотворивши мир, пошел смотреть на жизнь животных. Встретил он шершня и попросил у него меда. — У меня нет меда, — сказал шершень. — Пусть его у тебя и не будет, — сказал Господь. Потом Господь встретил осу, и повторилось то же самое. После осы встретил шмеля и попросил у него меда. Шмель сказал, что у него есть мед только для себя. — Пускай у тебя будет мед только для себя, — сказал Господь. Наконец, встретил пчелу. Пчела сказала, что у нее меда много и для себя и для людей. И дала она меда Господу с радостью. — Пусть у тебя будет меда много и для себя и для людей, — сказал Господь. Так и стало.

(А. Бурцев)

Почтение к Дону в русском народе столь же вероятно, сколько и почтение всех вообще славянских племён к рекам Бугу, Дунаю и к некоторым другим. Эти великие реки, равно как и ключи-студенцы, в древней религии славянской, неоспоримо принадлежат к чему-то особенно божественному, — Дунай есть и в Индии, там есть и страна Дунайская!

Дон имеет свою подлинную сказку. Вот она. Известно, что в Тульской губернии есть озеро Иван. У этого озера Ивана, говорят поселяне, было два сына, один — Шат Иванович, а другой — Дон Иванович. Шат Иванович был, почему-то, глупый сын, а Дон Иванович, в противоположность Шату, считался умным. Первый из этих двух братьев, т. е., Шат Иванович, т. е., голова неразумная, не спросясь воли родительской, не накопив ещё силы под кровлею родимой, вырвался от отца, как бешеный, прошатался весь, на одних только полях родимых, и воротился на те же поля родимые, с которых и вышел: он не нашёл доброго ни себе, ни людям. Такова доля и всех детей самовольных!

Напротив того, Дон Иванович, любимый сын, за необычайную его тихость, получил добрый привет родительский, смело полетел во все страны дальние; его приняли со славою и готы, и хазары, и славяне, и греки (самые первые христиане на землях русских). Честь да добро послушному сыну! И поныне славен Дон Иванович тихим Доном Ивановичем! Это величанье, в самом деле, неотъемлемо от имени Дона: его повторяют наши песни, наши поговорки, наши казаки, всегда гордые своим тихим Доном.

Дунай не имеет, кажется, такой легенды, какую мы высказали сейчас, о тихом Доне. Но в русских песнях и к Дунаю ещё сохранены величанья и, — величанья, может быть, замечательные? Выпишем, здесь, одну из таких песенок, с припевом к Дунаю. Вот она:

Далее, из той же песенки видно, что этот молодец Дунай Селиванович хаживал в рудожелтом камчатном кафтане, носил чёрную шапочку мурмашку (норманку) и был великий мастер играть на гуслях звончатых. На одном игрище ему понравилась вдовушкина дочь, перед нею заиграл он в звончатые гусли, перед нею уронил он свою шапочку мурмашку; девушка подняла её, и Дунай Селиванович был счастлив!

(М. Макаров)

Трубеж — так называют реку под Рязанью, под Переславлем малороссийским, под Переславлем-Залесским, то есть, под всеми Переславлями, потому, что и Рязань называлась Переславлем. Трубеж — рукав реки, озера, может быть, моря. Не так ли в древности и все подобные водяные рукава и протоки названы были славянами?

В Малороссии некогда говорили, что Трубеж — дело рук человеческих, что он изрыт в глубокой древности для осушения мест городища, для крепких преград от врагов; в Переславле-Залесском добавляли, к такому же почти преданию, что Плещеево озеро, из которого вытекает Трубеж, некогда прорвётся, затопит Переславль-Залесский, и тогда будет светопреставление. Есть ещё тут старички, которые ждут этой же беды и нынче.